Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта

Киншерманн Ганс

Значит, шансов выжить у Шредера остается очень мало. Шредер — второй солдат, гибнущий в моем окопе. Я же, по какой-то непонятной причине, еще жив, хотя тоже веду себя не слишком осторожно и выглядываю из траншеи. Судьба — сложная штука, от нее не уйдешь. Пока что мне судьбой суждено быть свидетелем того, как моих товарищей смерть выдергивает по одному, и происходит это в мгновение ока. Я обречен на муки, вызванные страданиями и утратами моих боевых товарищей. Мне никуда не деться и от страха за собственную жизнь, который в последнее время становится все сильнее.

— Давай бери его за ноги, — слышу я голос санитара. Мы поднимаем безжизненное тело Шредера, вытаскиваем

наружу и кладем на снег. Сейчас на передовой почти тихо, лишь изредка раздаются одиночные винтовочные выстрелы. Туман нисколько не рассеивается, и видимость остается по-прежнему низкой.

— Пусть тут немного полежит, я сбегаю за носилками на командный пункт, — говорит санитар и исчезает в тумане.

Через несколько минут он возвращается с унтер-офицером медицинской службы. Тот наклоняется над неподвижным Шредером.

— Мы вряд ли сможем ему помочь. Но все равно отнесем и двух других на медицинский пункт. Там их осмотрит хирург.

После того, как медики укладывают Шредера на носилки, я в последний раз смотрю на его бледное лицо. Мне кажется, будто его веки шевельнулись, но я не уверен в этом. Наверное, мне показалось. Малыш Шредер похож на мертвеца, я знаю, поскольку видел много наших солдат, погибших в бою. Самое удивительное заключается в том, что я увижу Шредера снова, живого. Это будет через десять месяцев, когда я окажусь в медицинском центре для выздоравливающих. В свое время на страницах дневника я еще расскажу об этом. До тех пор мы все считали Шредера погибшим. Таких случаев за всю войну было немало. Нам редко удавалось узнать о судьбе товарищей.

Когда Шредера уносят, в мой окоп приходят несколько товарищей. Мы отпускаем самые жуткие ругательства в адрес незримого русского снайпера. Его жертвами стали пять наших солдат, и все пятеро были убиты одинаковым выстрелом в голову.

Когда наступает темнота, враг уже выбит с наших старых позиций. Нас сменяют вернувшиеся из тыла подразделения. Наконец мы сможем немного отдохнуть? Но кто знает, сколько продлится наш отдых?

Когда начинает светать, мы все еще находимся в пути.

2 января. Катя, как обычно, прибралась в хате и протопила печку. На кровати Пауля Адама лежит небольшой веночек из веток, в котором установлена зажженная свеча. Койка Шредера находится в одном из соседних домов. Интересно, откуда Катя узнала о гибели Пауля? До нас никто из наших еще не возвращался с передовой. Машины, привозящей пайки, тоже еще не было. Начинаю подозревать, что Катя обладает некой загадочной способностью чувствовать происходящее.

На этот раз мы не видим ее у порога, она не приветствует нас, как делает это обычно. Свеча, судя по всему, горит совсем недолго, а значит, она была в комнате совсем недавно. Катя приходит лишь вечером. У нее заплаканные глаза, она неразговорчива.

У нас мало времени. Наша часть сейчас переформировывается, и к нам попадает из стрелкового взвода наш давний знакомый Перонье. Позднее к нам заходит наш Spiess и сообщает нам — Вариасу, Фрицу Хаманну и мне, — что уже совсем скоро мы можем пришить на рукав долгожданную вторую нашивку. Повышение в звании означает и более высокое денежное довольствие, не бог весть какое, но все-таки. Радуюсь тому, что додумался приберечь бутылку шнапса, ведь нам предстоит выставить угощение товарищам по поводу такого важного дела.

3 января. Вечером мы неожиданно получаем приказ перебраться на новое место. Отправляемся в другую деревню, расположенную недалеко от Днепровки. Мы расцениваем это как прощальный жест

со стороны генерала Шернера. Все происходит так быстро, что мы даже не успеваем как следует проститься с нашей обожаемой Катей. Девушка сейчас на кухне, а в доме только ее мать. Она рассказывает нам, что дочь в данный момент сильно плачет и молится. Должно быть, на нее произвела сильное впечатление смерть Пауля. Мы видим Катю в ту минуту, когда наша машина занимает место в длинной колонне грузовиков. Скоро прозвучит команда отправляться в путь, и мы тронемся с места. Девушка пытается бежать вслед за нами, но спустя какое-то время останавливается и машет нам обеими руками.

Может, оно и к лучшему, что мы уезжаем так поспешно. Прощание получается скорым и неожиданным. Такой часто бывает и смерть: абсолютно нежданной, но окончательной и неизбежной. Хорошо, что мы не знаем, какое будущее нас ждет. Теперь все, что было с нами в Днепровке, остается в прошлом — и хорошие дни, и плохие. Это место переходит в область истории. Однако война продолжается, и в будущем мы увидим и кровь, и страх, и печаль — все это обильная жатва смерти.

23 января. Ночью поступает приказ покинуть плацдарм. Говорят, что мы вообще сдадим его противнику. Впрочем, время покажет. Погода изменилась: примерно час назад начался дождь. Пока мы ждем на мосту, пропуская машины, движущиеся в противоположном направлении, узнаем уже знакомые нам очертания «Фердинанда». Из обрывков разговоров выясняется, что саперы разбирают это самоходное орудие, чтобы затем взорвать его.

24–27 января. На рассвете подъезжаем к небольшой деревушке и занимаем пару пустых домов. Остаемся здесь в течение двух дней, после чего едем на северо-запад. Дороги совершенно раскисли и превратились в сплошное болото. Останавливаемся в очередной деревне. Почти все дома заняты нашими войсками. Мы с великим трудом находим пустую хату, которую тут же заселяем. Нас около двадцати человек, и мы набиваемся в дом как сельди в бочке. Ночью устанавливается жуткое зловоние. Утром обнаруживаем в углу кучу гнилых капустных листьев и кадушку испортившейся квашеной капусты.

2–3 февраля. Сегодня мы приехали в деревню под названием Апостолово. Деревня большая, это на самом деле скорее маленький городок. Со всех сторон до нас доносятся взрывы. Похоже, что никто не знает точно, где проходит линия фронта. Советские войска прорвали нашу линию обороны севернее Кривого Рога и быстро продвигаются на юг, преследуя буквально по пятам наши стремительно отступающие части. Дороги в кошмарном состоянии. В густой грязи относительно сносных дорог вязнет не только колесный, но даже гусеничный транспорт.

Нам постоянно приходится выходить из дома и помогать другим солдатам вытягивать машины из грязи. Когда становится совсем светло, советская штурмовая авиация бомбит и обстреливает из пушек нашу военную технику, застрявшую на дороге. Громко взрываются цистерны с бензином, в небо вздымаются высокие языки пламени. Днем на нас обрушиваются мощные залпы советской артиллерии. Узнаем, что части Красной Армии уже совсем близко. Воцаряется настоящий хаос. Все судорожно пытаются спастись любой ценой. Машины нашего подразделения буксуют в грязи. Те, кто могут, взрывают свою боевую технику, чтобы она не попала в руки врага. Нам удается забраться в свои машины, стоящие в укрытии. Трогаем с места и уезжаем. Через несколько дней нам приходится бросить наш грузовик, застрявший в непролазной грязи. Дальше нам приходится идти пешком.