Кровавое дело
Шрифт:
— Четыре франка.
— Я могу вам дать по шесть в продолжение пяти дней, только уступите мне свое место.
— Вы пробудете здесь целый день?
— До девяти часов вечера. Будьте спокойны: я отлично справлюсь.
— Дайте мне не шесть франков, а десять, и я уступлю вам свое место.
— Ладно, согласен.
— И заплатите вперед.
— Пять дней по десять франков — пятьдесят. Сейчас получите.
Широкое смуглое лицо продавца каштанов выразило в одно и то же время и недоверие, и радость.
—
Продавец повиновался. Луиджи переоделся, вынул из кармана условленную сумму, положил ее в руку пьемонтца и прибавил:
— Вот пятьдесят франков. Предупредите кабатчика, что вы принуждены отлучиться и на свое место ставите приятеля. И не показывайтесь в этом квартале дня два!
Пьемонтец, пожав руку оружейнику, ушел.
Луиджи сейчас же устроился в лавочке величиной в квадратный метр, надвинув шляпу на глаза. День прошел, а в москательной лавке ничего не произошло. В половине девятого он пообедал в кабачке, направился к «Ambigue» и стал прохаживаться в крытой галерее. В первый же антракт пришел Пароли, который знаком велел ему следовать за собой. Они дошли до улицы Бонди, и, когда очутились в уединенном и темном месте, Анджело спросил:
— Ну, что нового?
— Ровно ничего.
— Как ты устроился?
Оружейник рассказал.
— Я тебе дам вперед, — произнес Пароли и вручил ему два стофранковых билета.
— Где я увижу вас завтра вечером?
— На улице Sante. Если меня не будет дома, подожди моего возвращения.
Луиджи пошел на свою квартиру, а на другой день в половине восьмого утра он уже был на улице Дам и занял свой наблюдательный пост. Прошло около четверти часа, как вдруг оружейник увидел служанку, возвращавшуюся домой в сопровождении господина серьезной наружности, с большими баками, одетого в черный костюм и белый галстук.
«Это, должно быть, доктор», — подумал Луиджи.
И он не ошибся. Хозяйка лавки ждала доктора на первом этаже. Она наскоро сообщила ему подробности ужасного падения Эммы-Розы, а затем повела его к дочери. Врач взял горячую руку Эммы и стал считать пульс.
— Небольшая лихорадка, — сказал он. — Что у вас болит, дитя?
— Голова… То тупая боль, то до такой степени острая, что я с трудом удерживаю крик.
— А зрение?
— Глаза не болят, но и сегодня, как вчера, мне кажется, что в комнате туман.
Солнечный луч проник в окно и упал на ее постель.
Доктор осмотрел глаза и слегка нахмурился.
— Рану затянуло? — спросил он.
— Почти совсем, — ответила Анжель.
— Мне необходимо ее осмотреть.
Анжель поспешила снять легкую повязку.
— Совсем затянуло, — сказал доктор. — Да и некстати скоро, так как вследствие этого и головные боли, и ненормальность зрения. Не беспокойтесь, сударыня, это ничего. Мы положим за уши мушки и оттянем кровь. Я
— Внизу все приготовлено.
Спустились в лавку, и врач написал рецепт.
— Когда вы посетите нас?
— Завтра.
— Вы не находите опасности?
— Нет. Мне кажется, что нет серьезного осложнения. Повторяю, рана зарубцевалась слишком скоро, и оттого — боли.
— Какие последствия?
— Например, катаракта и потеря зрения.
— О, Господи! — воскликнула Анжель, бледнея.
— Успокойтесь, мы пресечем зло в корне.
— Вы надеетесь?
— Вполне уверен.
— Да услышит вас Создатель! Если бы моя дочь ослепла, я сошла бы с ума.
— Ничего подобного теперь не случится, ручаюсь вам.
Доктор ушел, взяв с собой записку своего коллеги из Сен-Жюльен-дю-Со о ходе болезни. Катерина побежала в аптеку, и скоро две мушки были за ушами у Эммы. Оставалось ждать, какое действие окажет предписанное средство.
— Мама, мне гораздо лучше; разве я должна непременно лежать? — спросила девушка после полудня.
— Нет, милочка, если ты чувствуешь достаточно сил, никто тебе не запрещает, даже напротив.
— Я встану.
Анжель помогла Эмме-Розе одеться и провела к камину.
— Как ты себя чувствуешь теперь?
— Гораздо лучше, почти совсем хорошо.
— Какое счастье!
Анжель осыпала поцелуями белые худенькие ручки Эммы, возносясь душой в благодарственной молитве Всевышнему.
В эту минуту две кареты остановились перед лавкой. Из них вышли господин де Жеврэ, начальник сыскной полиции, письмоводитель и два агента, Светляк и Спичка. Луиджи так удивился, что едва удержался от громкого восклицания.
— О, полиция! — пробормотал он. — Я узнаю начальника сыскной полиции. Неужели все эти «рыжие» приехали за леденцами от кашля или за грудным чаем?
Приехавшие направились в лавку Анжель. Первым вошел судебный следователь, а за ним — остальные. Катерина была одна и, увидя нашествие незнакомцев, вовсе не похожих на покупателей, струсила.
— Барыня, барыня, сойдите вниз поскорее! — закричала она пронзительным голосом.
Испуганная криком служанки, Анжель торопливо спустилась и побледнела, как смерть, оказавшись лицом к лицу с начальником сыскной полиции и судебным следователем. Однако, преодолев волнение, она твердым голосом произнесла:
— Ваше присутствие меня удивляет. Чем это вызвано?
Господин де Жеврэ ответил:
— Смертью господина Жака Бернье, вашего отца…
— Потише, ради Бога, потише, — перебила Анжель с живостью, глухим голосом.