Кровавое золото Еркета
Шрифт:
Сановник непритворно удивился, всплеснув руками. Но внимательно посмотрев на князя, начал осторожно перечислять:
— Родня и приближенные хана, затем инаки и беки, их родственники. Все владельцы земель по тархану освобождаются от податей и повинностей. Все чиновники и ханские проверяющие, а также владельцы мульков — земель в частной собственности — они платят лишь ушр…
— Мне сказали об этом — они платят только десятую часть от одной лишь земли. В то время как арендаторов не зря называют «половинками», то есть яримчи. Они отдают владельцу половину
В голосе Бековича разлилась ядовитая желчь, и прорезалось нескрываемое ехидство, что казначей смутился и опустил глаза.
— А как же ислам?! Разве есть в учении пророка тот впечатляющий перечень поборов и налогов, который вы тут слышали. Скажите мне, почтенные, — князь пристально посмотрел на имамов, — где сказано в Коране, что богатые должны жить за счет обираемых ими бедных, и при этом владеть землей и не платить за нее?! А бедняки трудятся с утра до вечера на их земле, и при этом ее оплачивают. Разве это справедливо?!
Муллы стыдливо промолчали, потупив глаза, как и казначей — крыть было нечем, все прекрасно понимали сложившийся порядок вещей, выступив против которого можно было поплатиться содранной шкурой.
— И эти люди, нарушая заветы пророка, называют себя правоверными?! Интересно — тогда они кому служат?!
Вопрос, сказанный как бы про себя, снова завис в полной тишине — ответа на него не требовалось, да и слишком опасно было высказывать свое мнение по столь щекотливому вопросу. А Бекович продолжил рассуждать вслух, ставя вопрос и отвечая на него.
— Аллах всемилостивейший и всемогущий создал землю и воду, передав этот дар всем правоверным. И этот великий дар отобрали нечестивцы, которые присвоили его и требуют платы — и с каждым годом их корыстные аппетиты только растут, и они поднимают плату за сворованное у аллаха. Так кто они после этого?!
Столь радикальных идей из уст новоявленного хана никто не ожидал услышать, все присутствующие обомлели, лишь у суфия, мудреца, в глазах заплясали веселые огоньки. И ученики слушали хана, раскрыв рот — молодость всегда склонна к революционным преобразованиям и требует решительных перемен к лучшему, к установлению справедливости. Впрочем, такой он и сам был в молодости — с верой в социализм.
— Они служат не аллаху, а сами прихвостни шайтана, — неожиданно суфий озвучил ситуацию как непреложную истину.
— Земля Хорезма жаждет справедливости от тебя, великий потомок праведного халифа!
Глава 30
— Идеи Муаммара Каддафи о народоправстве подходят только для ислама, ибо их основа именно в вере в справедливость. Потому они и опасны для запада — и подлежали убийству, как сама Джамахирия, так и ее лидер. Он сделал одну страшную ошибку — выдвинув учение, не озаботился учениками и преемственностью. А мне надо делать ставку на суфиев, самому стать «вали», и обзавестись учениками — «мюридами».
Бекович
— К тому же я должен рассчитаться с казаками Бородина, причем заблаговременно, иначе они начнут просто грабить. Ибо солдат воюет за славу, а казак за добычу, — Бекович прикрыл глаза, тщательно подсчитывая доход от захваченной добычи. В принципе денег и разных ценностей вполне хватало для расчета, как и невольниц, да и сами казаки уже тяготились походом, и задержать их можно было на пару недель.
— Великий хан, к тебе атаман Бородин, — Сиюнч поклонился, входя в шатер — наследство от прошлого правителя.
— На ловца и зверь бежит, — пробормотал Бекович и громко сказал. — Зови, как раз разговор есть!
Отдернулся полог, и в шатер вошел атаман, хотел перекрестится, но отдернул руку. Яицкие и гребенские казаки в минувшем сражении проявили себя превосходно, захватив лагерь хивинцев с большими табунами коней, верблюдами и всяческими припасами.
— Князь, здравия тебе!
— И тебе не хворать, атаман, — отозвался Бекович, глядя на хмурое лицо казака. Тот уселся напротив него на ковер, лицо было хмурое — хотя победа была одержана впечатляющая, атаман ей отнюдь не радовался.
— Ты меня уж прости, княже, но ты зря запретил хивинцев истреблять. Теперь они в спину ударить могут, как только опамятуются немного. Народ это такой, с ним всегда настороже быть нужно.
— Зря ты так, Никита. Шергази убит — теперь ничто не помешает мне забрать Хиву. Каракалпаки, кайсаки, туркмены и узбеки мне присягнули, признав меня за хана! Все войско хивинское в моей власти!
Бекович почувствовал легкое раздражение — последние два дня он пребывал в полной уверенности, что все идет как нельзя лучше. В плен сдалось свыше трех тысяч хивинцев — такие как каракалпаки, перешли на его сторону вполне добровольно, согласно уговору. Но большинство, загнанное в пустыню на заморенных лошадях, сдалось по принуждению, оказавшись между выбором жить им или умереть.
— Шакалы получили крепко палкой по спине — вот и покорились тебе. Но как ты ослабишь хватку — вцепятся без раздумий в глотку, князь. Сейчас они бояться, убедившись, что мы их бьем, но потихоньку опомнятся, и тогда будет лихо от них. Глаза покорные, кланяются, но зло затаили. Ты бы лучше поберегся — а их всех вырубить нужно, пока не поздно!
— Зачем мне вырубать своих будущих воинов?
— А затем что их ханом ты никогда не сможешь стать, князь, хотя и объявил себя им.
— Да почему?!