Кровавые розы

Прайор Линдси Дж.

— Это мне кое-что даст.

— Я чувствую больше, чем следовало бы. Это то, что тебе так отчаянно нужно услышать?

Она нахмурилась.

— Ты хладнокровный ублюдок, Калеб.

Она повернулась на каблуках, сдерживая слёзы, и сделала первые два шага вниз.

С её стороны было безумием возвращаться туда. Позволить её решимости поколебаться. Чтобы убедить себя дать ему шанс.

— Холодный ублюдок, который чувствует гораздо больше, чем следовало бы, — заявил он. — Который, несмотря на то, что ты здесь со мной сделала, всё ещё не может видеть, как

ты уходишь. Которому невыносима мысль о том, что кто-то другой поднимет на тебя руки. Которых я бы убил, если бы они когда-нибудь причинили тебе такую боль, как я. Я не хочу, чтобы ты была серрин, Лейла. Это последнее, чего я хочу. И то, что ты та, кого мне нужно убить, разрывает меня на части больше, чем ты можешь себе представить.

Она не могла отвести от него глаз. Его глаза блестели, тело напряглось от раздражения.

— И я ненавижу себя за то, что позволил тебе добраться до меня, — добавил он. — Но ты ничего не можешь поделать с тем, в кого влюбляешься. И, к несчастью для нас обоих, я начал влюбляться в тебя в ту минуту, когда наши глаза встретились, — он нахмурился, его взгляд пронизывал насквозь. — Этого признания достаточно?

Он снова уставился в потолок, тяжело вздохнул и размял руки в наручниках.

Напряжённая тишина поглотила её. Она стояла как вкопанная, не в силах заговорить.

Если он говорил правду, то эти слова были самыми прекрасными из всех, что она когда-либо слышала, а стоящая за ними убеждённость поражала — тем более что они исходили от него, прямо из его ожесточённого сердца.

А если это была ложь, уловка, то это были самые жестокие слова, когда-либо произнесённые.

Он оглянулся на неё, его зеленые глаза были спокойны и решительны, как будто с них свалился какой-то груз.

— Так что ты собираешься теперь делать, недолетка? Развязать чудовище или оставить его здесь страдать?

Если он был чудовищем, которым она когда-то считала его, кем он до сих пор себя провозглашает, она была бы дурой, если бы сделала что-то, кроме последнего.

— Что ты собираешься делать, если я всё-таки развяжу тебя, вампир? Выпустишь чудовище на волю или сдержишь его?

— Ты слышала хоть слово из того, что я сказал?

Каждое слово. Она только хотела, чтобы её разум был таким же восприимчивым, как и её сердце. Она кивнула.

— Ты кое-что доказала мне сегодня вечером. А теперь позволь мне кое-что тебе доказать, — сказал он. — Давай оба испытаем на себе остроту наших страхов.

Она пристально посмотрела ему в глаза, боль в её груди усилилась.

— Ты знаешь, что хочешь этого, — сказал он с тёмным, игривым блеском, который был ей слишком хорошо знаком.

— И каков предел моего страха, Калеб?

— Отпусти меня прямо сейчас, с тем, что ты чувствуешь, — он пригвоздил её взглядом. — Я понимаю тебя, Лейла. И ты меня понимаешь.

Мастер-манипулятор. Мастер соблазнения. Колеблясь, она пристально посмотрела в эти зелёные глаза. Возбуждение зашевелилось глубоко внутри, скапливаясь внизу её живота. Возбуждение, которое она не могла игнорировать. Возбуждение, которое прямо сейчас

она не хотела игнорировать.

Это был единственный способ узнать — единственный способ узнать наверняка. И если он переступит черту, она позаботится о том, чтобы он укусил.

Она должна была это сделать. Ради своих сестёр, любит она его или нет.

Она либо подойдёт к Краю вместе с ним, либо убьёт его своей последней каплей человеческой крови, если бы, если её серринность уже покинула её.

Но ей оставалось лишь надеяться каждой клеточкой своего существа, что до этого не дойдёт.

Она потянулась и сняла ключ от наручников с верхней части столбика, подошла к кровати и положила нож на покрывало.

Поколебавшись ещё мгновение, она расстегнула манжету на его левой руке, мимолетно встретившись с ним взглядом, отчего её сердце и желудок сжались.

Снова схватив нож, она попятилась, предоставив ему разматывать самому колючую проволоку с другого запястья и лодыжек.

Он переместился к краю кровати, с минуту держал голову опущенной, прежде чем поднять на неё глаза, которые были тёмные в тусклом свете.

Она крепче сжала рукоять ножа.

— Это на случай, если я буду плохо себя вести? — спросил он.

Она сжала ручку, но ничего не сказала.

Когда он встал и неторопливо направился к ней, потягиваясь и разминая руки и спину, она отпрянула от него, к своей глупости ещё глубже в комнату, поскольку он незаметно преградил ей единственный выход.

Внезапно это показалось не такой уж хорошей идеей.

Внезапно ей в голову пришла мысль, что она совершила самую большую ошибку в своей жизни.

Оценивая это гибкое, мужественное тело, она почувствовала, как её прошиб холодный пот не только от осознания реальности силы вампира, стоящего перед ней, но и от того, как легко, в чём она теперь не сомневалась, она могла уступить ему.

Если он переступит черту, если он возьмёт её прямо здесь, в этой комнате, у неё не будет другого выбора, кроме как продолжать кормить его. У неё не было другого выбора, кроме как поить его своей умирающей кровью, пока они не встретятся на Краю, или, если она была права в своих чувствах, это убьёт их обоих.

Это зависело исключительно от его самообладания. Судьба их обоих зависела от его самообладания — вампир сокращал расстояние между ними лёгкими, беспечными шагами, более хищными, чем она когда-либо видела.

— Не подведи меня, — сказала она, настороженность не позволяла ей оторваться от его проницательного взгляда.

— В смысле чего? — спросил он, и его ухмылка сказала ей, что он точно понял, что она имела в виду.

Она попятилась к стене, всё ещё сжимая нож.

Он опустил взгляд на лезвие, затем снова поднял на неё глаза и положил руку на стену рядом с её головой. Он наклонился ближе.

— И что теперь? Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что люблю тебя? Прогонит ли это прочь эти страхи? — он склонил свои губы к её губам, остановившись в нескольких сантиметрах. — Или ты хочешь, чтобы я продемонстрировал, что я на самом деле чувствую?