Кровавые розы

Прайор Линдси Дж.

Полюбил в ней.

Он стиснул зубы, когда она снова скрылась из виду.

Он откинул голову на подушку и уставился в потолок.

Она бы не стала загонять его в угол подобным образом. Она не стала бы ничего вытягивать из него силой. Она не стала бы задевать его гордость — унижать его, выставлять напоказ таким образом.

Но по мере того, как её шаги становились всё отдаленнее, его охватило разочарование, охватила паника — осознание того, что он не позволит, не мог позволить

ей уйти, чего бы это ни стоило.

Это могло быть просто игрой — последней попыткой унижения перед тем, как она убьёт его, перед тем, как она окончательно выставит себя такой, какая она есть.

Но он не мог быть достаточно уверен в том, что она разгадала его блеф, чтобы рискнуть этим.

Рисковать потерять её.

Он знал, что у него осталось всего несколько секунд, чтобы остановить её.

— Я знаю! — наконец выкрикнул он. — Я знаю, что ты не такая, как они! — он нетерпеливо вздохнул, услышав её молчание. — Лейла, вернись сюда на хрен и перестань морочить мне голову!

? ? ?

Лейла отпустила руку, сжимавшую ручку.

Она оглянулась на лестницу.

Он замолчал.

Он явно прислушивался к ней так же внимательно, как и она к нему.

Эти слова могли быть ложью — всё, что угодно, сказанное, чтобы помешать ему потерять свою жертву. Но искренность, звучавшая в них, заставила её замереть, задержаться.

Для неё было логичнее уйти. Закрыть перед ним дверь. Но это было нечто большее.

Это стало чем-то большим, чем вампир и серрин. Это было о них. И этот момент был о ней.

И там, наверху, лежа на той кровати, она знала, что это был единственный способ обрести хоть каплю счастья или самореализации. Если бы она вышла оттуда сейчас, то с таким же успехом могла бы отдаться улицам Блэкторна.

Но если он почувствует что-то достаточно близкое, если она сможет заставить его доказать это, это может стать прорывом, в котором она нуждалась, в котором нуждался он… в котором нуждались они оба, чтобы вытащить их всех из этого невредимыми.

Ей нужно было ещё всего несколько минут.

Но всё, что она знала, напоминало ей, что он слишком сломлен. Он зашёл слишком далеко. Она боролась за его искупление, но ей пришлось признать, что некоторые были слишком далеки от этого.

Что бы ни сделала с ним серрин, что бы ни сделали с ним те, кто был позже, что бы он ни увидел и ни испытал, и что бы ни причинила Фейнит, они навсегда оставили на нём шрамы.

Она снова потянулась к ручке, на глаза навернулись слёзы.

Её ноги налились свинцом, невидимый барьер преграждал выход.

Ему было бы всё равно.

Она потянулась к ручке и повернула её,

дверь со щелчком открылась.

— Лейла! — снова позвал Калеб, его командный голос прозвучал хрипло в тишине.

Последовала секундная пауза.

— Какого хрена, — сказал он, и в его тоне сквозило нетерпение. — Ты хочешь, чтобы тебя убили! Лейла, я не могу потерять тебя!

Она резко повернула голову к лестнице. Замерла на мгновение, что-то глубоко внутри зашевелилось.

Он снова замолчал.

Её сердце бешено колотилось, рука всё ещё сжимала ручку.

Она была обязана сделать это сама. Ещё несколько минут, чтобы выслушать то, что он хотел сказать.

Она тихо закрыла дверь и направилась к лестнице. Когда она добралась до верхней ступеньки, его угрюмые зелёные глаза уже были прикованы к ней.

— Почему нет? — спросила она.

Он нахмурился, но ничего ей не ответил.

— Почему ты не можешь потерять меня? — настаивала она.

Он отвёл взгляд, в его глазах читалось разочарование, гордость явно побеждала.

Она сделала ещё один шаг к нему.

— Калеб, ты заговоришь со мной, или я разворачиваюсь и на этот раз не останавливаюсь.

Его пристальный взгляд вернулся к ней.

— Если хочешь поговорить, сними с меня эти наручники.

— Я не глупая, Калеб.

— Ты хочешь довести это до ума, верно? Вот в чём всё дело. Вот почему ты не ушла, когда могла. Почему ты не убила меня, когда могла? Что происходит в твоей голове, Лейла? Чего ты хочешь от меня?

Несмотря на то, что она была готова к потенциальному унижению, она сказала:

— Я хочу знать, что ты чувствуешь.

Он нахмурился. Но он не засмеялся. При этом предложении в его глазах не было презрения.

— Что я чувствую?

Она кивнула, её сердце болезненно колотилось, а стук крови в ушах эхом отдавался в тишине.

Он резко выдохнул.

— Какая разница, что я чувствую? Какая разница, что кто-то из нас чувствует?

— Ты бы не причинил мне вреда в той ванной. Это правда. Это то, во что я верю. Вот чему я научилась.

— И всё же ты почувствовала необходимость связать меня.

— Потому что мне нужно было показать тебе. Потому что мне нужно было, чтобы ты мне поверил.

— И ты показала мне. Так что, если твоя вера так сильна, развяжи меня.

— Но я сомневаюсь, что ты мне веришь. Недостаточно. Я верю, что ты не хочешь причинить мне боль, но верю, что тебе это нужно. Я думаю, ты безнадёжен, Калеб. И если ты не скажешь мне, что ты чувствуешь, это всё, с чем я остаюсь.

— Так чего же ты хочешь? Чтобы я признался в вечной любви? Ты это ищешь? И, по-твоему, всё станет хорошо?