Кровавые сны

Блейк Станислав

— Спроси, что делают в их княжестве купцы, когда на них нападают разбойники? — процедил он сквозь зубы. Дождался, пока Габри не закончит говорить и выслушает ответ.

— На то следует заявить в разбойный приказ по месту ограбления.

— Мертвым это поможет?

— Я не буду этого переводить, — Габри избегал встречаться с ним взглядом. Чернильный дьячок добавил несколько фраз, довольно глядя на молодых купцов.

— Он говорит, что мы можем нанять оружную охрану, у которой имеется грамота о дозволении носить пальбу.

— А можно ли для этого выделить сумму из таможенного сбора? — уцепился

Феликс за удачную, как ему казалось, идею. — Мы же с голоду помрем, пока еще доберемся до городов, где имеет смысл торговать.

Габри с писарем вступили в оживленный разговор, и Феликс, наконец-то увидел радость на лице маленького друга. Тот поспешил доложить об успехе:

— Они понимают наше положение, но, говорят, закон есть закон. Видя нашу молодость и неопытность, они дозволяют нам переночевать при таможенной избе, а с утра без всякой доплаты кто-то из оружных воинов проводит нас до самого Пскова. Более платить ничего не след, ни путевых, ни мостовых, а сейчас нас накормят, вместе со всеми, кашей. Они совсем не плохие люди, эти московиты, с ними можно иметь дело.

— Эти неплохие люди отобрали все наши деньги и мой пистолет, чудная цена за миску каши, — Феликс приметил, что воин, обратившийся к нему вначале по-немецки, внимательно прислушивается, и сменил тон: — Поблагодари гостеприимных воинов московского князя. Скажи, что это небывалая честь для нас.

Произнеся это, он вспомнил, что польский священник в Кракове предупреждал его про отличия московского понятия о чести от европейского. Судить о чести московитов по их таможенникам было, пожалуй, преждевременно, решил по некотором размышлении сын Якоба ван Бролина.

Наутро выехали, перекусив хлебом и квасом. Габри до темноты болтал с таможенным мальчишкой, и тот по-приятельски снабдил его торбой овса для лошадей. Габри настаивал, что московиты дружелюбнее поляков и литовцев, когда находятся не на службе. Судить об этом Феликсу было тяжело, поскольку он не стал пить хмельную брагу вместе с таможенниками, и тем не выпало случая выказать приязнь к обобранному купцу. Нет, не обобранному, поправил себя Феликс. Уплатившему законный таможенный сбор. Кто после таких сборов будет покупать иностранный товар? Надо забыть об этом, сказал себе Феликс. Мы затеяли это путешествие не ради прибыли, а чтобы найти человека. Теперь мы близко, уже очень близко.

На их пути протекала какая-то речка, через которую был перекинут мост. У моста дежурила застава из трех вооруженных московитов, довольно-таки похожих на таможенников и наверняка их знакомцев. Сопровождающий молодых купцов воин недолго пообщался с охраной моста, и вскоре они поехали дальше.

— Отстань и спроси, сколько стоит проезд по мосту, — шепнул Феликс другу и, подъехав к их провожатому, разразился длинной речью про красоту и широту русской земли.

— Ну что? — спросил он, когда Габри вновь поравнялся с ними.

— Говорят, копейка с человека, три с конного и пять с телеги, — доложил тот по-латыни, поглядывая на провожатого. — За один гульден или талер мы могли бы преодолеть рек пятьдесят, если я правильно вычисляю их разменный курс.

Феликс рассмеялся, привлекая внимание их сопровождающего.

— Теперь я уже лучше

понимаю, почему нас осыпали милостями, — сказал на языке древних римлян Феликс. — Целая миска каши со шкварками на двоих по цене купеческой свадьбы!

Они вновь заночевали в лесу, разведя большой костер, перекусили и легли спать, а на следующий вечер добрались до Пскова. Провожатый сказал, сколько копеек надо уплатить за въезд в город с человека и груженого коня, но посоветовал им повременить с этим, а остановиться на местном Гостином дворе, расположенном в отличие от большинства городов, снаружи кольца крепостных стен. Сказав это, воин стал разворачивать коня, чтобы ехать назад, к заставе.

— Стой, — окликнул его Феликс, — ваши обещали, что больше платить ничего не придется. У нас нет денег даже, чтобы въехать в город и заплатить за место на рынке!

Таможенник хитро улыбнулся, глядя на незадачливых юных купцов.

— Если ты, отрок, настолько глуп, что не спрятал где-нибудь монету-другую, — весело сказал он, — то, стало быть, к торговле ты не приспособлен вовсе. Иди вон лучше в монастырь, чем дурью своей позорить купеческое звание.

И уехал, окаянный, оставив друзей в растерянном молчании.

— Гостиный двор? — проговорил Габри, глядя на старшего друга. — Или все же попробуем въехать?

— На дворе могут оказаться купцы, которые временами подсказывают нам дельные вещи, — сказал Феликс. И не удержался: — Только некоторые не желают их слушать.

Стали объезжать городскую стену, минуя слободские застройки. Шумные и грязные ремесленные мастерские были вынесены за городскую черту. Это более-менее напоминало европейский уклад жизни, но просторные одежды местных жителей, их непривычная речь, не давали забыть молодым купцам, что они оказались вдалеке от знакомых мест. Несколько раз мальчишки-оборванцы принимались дразнить их, и даже делали угрожающие жесты, а некоторые женщины сплевывали им вслед.

— Ты видел, как они одеваются? — спросил Феликс, пребывая в скверном расположении духа. — Пока я не заметил ни одной дамы в кружевах. К тому же они тут не выглядят дружелюбными.

Габри отмолчался, а вскоре они увидели большой бревенчатый прямоугольник здания, которое могло быть только гостиным двором: ворота вели в закрытую внутреннюю галерею, где под навесом можно было оставить лошадей, а далее — подняться на второй этаж галереи, где располагались комнаты, или остаться в обеденном зале. Помимо зала, на нижнем уровне находились склады, но молодые купцы, отнесли тюки в комнату, как они делали всегда в этом путешествии.

Прав был их сопровождающий, деньги, конечно, Феликс припрятал, но крупные, и, когда он извлек золотой гульден, Габри долго торговался из-за курса обмена. Наконец, они кое-как устроились у стола, куда им принесли мясной суп с крупой, капустой и солеными огурцами. Подкрепившись, Феликс проведал лошадей, убедился, что их почистили и накормили, а потом вернулся в зал, где Габри успел поговорить со слугами.

— Купцов стало совсем мало из-за войны, — сказал он, — но к вечеру те, что есть в городе, будут здесь, отдыхать после торгового дня. Во Пскове нет более мест, где было бы безопасно для иностранцев. Соберутся музыканты, скоморохи, это шуты, значит, по-ихнему, да гулящие женки.