Кровавый коктейль
Шрифт:
— Да, Таня, этих ребят, конечно, помню. Тем более что это был самый первый класс в моей педагогической деятельности. И горя я с ними, надо сказать, ох сколько хлебнула. Мне тогда всего двадцать один год было. Я закончила институт и пришла сюда по распределению, полная розовых планов, влекомая иллюзорными мечтами. Я думала тогда, что стоит мне только в класс войти, и все ученики будут покорены и влюбятся в меня без памяти. Одним словом, наивная была, глупая. Я тогда даже представления не имела, что это за класс, столь нашумевший в школе, — знаменитый беспризорный шестой «Б». По нумерации классов, можно считать, седьмой.
Она покивала головой, словно подтверждая сказанное, пожевала губами. Добавила:
— Очень трудный был класс. К тому же у них был переходный возраст, а у меня — приобретение педагогического опыта. Ох и попили они из меня кровушки, пока я сумела добиться их уважения и соблюдения, так сказать, субординации.
Я слушала ее не перебивая, понимала, что все это предыстория трех убийств и похищения девочки. Только зная ее, я смогу понять психологию преступника и мотивы его жутких, нечеловеческих преступлений.
Наталья Александровна выдвинула ящик стола, достала оранжевый пластмассовый стаканчик с проводом, что-то вроде мини-кофеварки. Встала, набрала в него из-под крана воды, включила в розетку.
Я осмотрела ее кабинет, имеющий достойный вид, вероятно, только благодаря ее личным стараниям и материальной помощи родителей. Портреты русских поэтов и писателей, интересно оформленные стенды, огромное количество цветов, причем в одинаковых глиняных горшках, размещенных на шкафах с методическим материалом и на специальных полочках, прикрепленных к стенам класса. Бежевые льняные портьеры на широких окнах, мягкий бирюзовый фон стен. Все скромно, просто, но как-то тепло и спокойно.
— У вас очень уютный кабинет.
Наталья Александровна улыбнулась, выключая кофеварку из розетки.
— Да. У нас каждый кабинет — отдельное государство. Владелец каждого кабинета содержит его способом хозрасчета. Спасибо родителям — не отказывают: помогают и материально, и физически. Мы с вами, Таня, сейчас кофе попьем. Вы не против?
Я вообще-то была бы не против и проглотить что-нибудь существенное, но за неимением лучшего можно, конечно, и кофе употребить. Поэтому я согласно кивнула.
Наталья Александровна достала две чайные чашки, разлила по ним кипяток и, распечатав одноразовый пакетик кофе с молоком, поровну рассыпала его по чашкам.
— У меня тут булочка одна осталась, надломленная, правда. Мы с вами ее поделим.
Она разломила булочку, и мы с ней скромно перекусили, продолжая разговор.
— Знаете, Таня, как они меня встретили в первый раз после официального представления директором?
Я вопросительно посмотрела на нее:
— Как?
— Захожу в класс, иду к своему столу, говорю положенное: «Здравствуйте, дети, садитесь». А они все со смеху помирают. Прикрикнула важно так. Поворачиваюсь к доске и обомлела — на стене на двух гвоздях подвешена парта. Она спокойно могла свалиться мне на голову. Ситуация не из приятных. Я сразу за директором
Я, кстати, ребят вплоть до одиннадцатого класса величаю «дети». Это помогает им почувствовать разницу между педагогом и учеником, то есть блюсти субординацию, дает детям определенный поведенческий настрой. Но шла я к этому тернистой дорогой.
Все, что вы здесь видите, — она обвела рукой кабинет, — это результат очень упорного труда. Я расфилософствовалась сегодня, конечно. Но забыть этот класс, в котором учились названные вами ребята, мне не удастся никогда. — Она вздохнула. — А почему их школьные годы заинтересовали частного детектива? Ведь Витя Рожков и Слава Ханин погибли много лет назад, а Коля Калинин уехал с родителями из Тарасова, когда ему было пятнадцать лет.
— Коля Калинин вернулся в Тарасов полгода назад. А вчера его нашли убитым на стадионе «Торпедо». Причем почерк всех трех зверств идентичен. Его убил тот же преступник, что и его друзей. Да еще за четверо суток до убийства у него была похищена шестнадцатилетняя дочь Аня. И была подброшена кассета, в которой ясно сказано, что всему виной — его недостойное прошлое. И поскольку Николай жил в Тарасове до пятнадцати лет, то события, толкнувшие кого-то на преступления, произошли именно в этом отрезке времени.
— Не знаю, ведь они были детьми. — Наталья Александровна задумчиво почесала левую бровь. — Впрочем, я изложу вам свои впечатления об этих ребятах, а уж вы, Таня, делайте выводы. Отделяйте, так сказать, зерна от плевел. Они, конечно, были сложными подростками.
Как я уже говорила — этот кабинет плод моих упорных трудов. Раньше, когда я пришла в него работать, тут был проходной двор. Обратите внимание на замок.
Я взглянула на дверь.
— По-моему, самый простейший, врезной.
— В том-то и весь секрет. Только простые замки пригодны в нашем заведении. Этой хитростью со мной тоже директор поделился.
У меня промелькнула мысль: «Уж не закончил ли их директор школу разведчиков?» Но вслух я ничего не сказала. А Наталья Александровна продолжала:
— Вы, наверное, силитесь понять, зачем я это рассказываю. А все просто. Здесь в двери был английский замок. Так вот, троица, интересующая вас, забила его бумажками, и после этого его стало можно открывать копейкой. И они, стервецы, устроили здесь туалет. Про покойников, конечно, не говорят плохо, но факт остается фактом.
Я улыбнулась.
— Сейчас, конечно, это может показаться смешным, но тогда, по молодости лет, я посчитала это личным оскорблением. Я поставила замок повышенной секретности — тот же результат. Беседа с ними, вызов в школу родителей — их это только подстегивало.
Когда, наученная горьким опытом и директором, я поставила врезной замок, они снова нашли способ насолить. Однажды, когда у меня на уроке был другой класс, я заперла дверь изнутри, ключ вынула. Так они с той стороны копеек набросали, замок оказался заблокированным. Целых два урока я просидела в помещении с другим классом, пока вызвали слесаря и открыли. Урок у моих ребят, естественно, пропал. Снова родителей в школу, снова беседа.