Кровавый пир. За чьи грехи?
Шрифт:
— Оборонялся так, что он и сейчас больной лежит, — визгливо заговорил старик Лукоперов. — Может, я его хоронить буду, а ты еще наплел, что он твою усадьбу сжег, паскудник, прощелыга!
Василий даже пошатнулся.
— А кто же? Кто же надругался надо мною? Коли воевода не сыщет с вас, я сам сыщу! — крикнул он злобно.
— Ну, ну! Воевода сыщет! — сказал воевода. — Вот что! Я тебе его, Иван Федорович, головой выдаю! Чтобы не плел в другой раз по злобе!
Все, но не такое уж издевательство, ожидал от воеводского суда Василий. Ноги его точно приросли к полу,
— Ну его к шуту! — злобно говорил Лукоперов. — Что мне в его голове. Рад, что его песье гнездо выжгли. Место поганить не будет! Выдери его — да и взашей!
— Это ты правильно! — согласился воевода. — Правильно и милостиво. Ему бы надо плетюков надавать. Ну, да Бог с им! Осип, позови трех стрельцов!
Василий очнулся:
— Ты не смеешь того, воевода! Это не по закону! Я дворянин! Я до царя пойду!
— Эй, голова, голова! — добродушно сказал воевода — Чего кипишь? Знаешь ли ты, какое время нынче? Мне государь в наказе волю дал: хочу живого в воде сварю. А ты: "не смеешь"! А к царю идтить я не пущу. Как пойдешь, ну-кась! Ничего, Василий Павлович, покрестись да и ляг! Ну, вы!
Трое стрельцов бросились на Василия, и опять началась дикая расправа.
После ста ударов Василия подняли. Кровь текла с него.
— Ну вот и остыл, молодец, — ласково сказал воевода. — Благодари его, милостивца, что только блох попугали. Оденься-ка да слушай! Время теперь смутное, страшное. От царя указ — служилых людей набирать, так я с тебя почин сделаю! Быть тебе государевым стрельцом! Калачев, сведи его в избу вместях с Антошкою да Митькой. Иди с Богом!
Василий промолчал, тупо смотря в землю. Его свели в избу, где жили стрельцы Антошка с Митькою, и дали ему там палати, стол и лавку, потом перенесли его оружие и привели его коня, а с ним вместе пришел и Аким.
Василий лежал на лавке, но, увидя Акима, позабыл про боль и сел.
— Ну что?
— Я не смог увидеть ее, — сказал Аким, — а старик сказывал, что она передать велела, что, окромя тебя, никого любить не будет!
Слезы радости брызнули из глаз Василия. Он кивнул Акиму.
— За такую весть и коня возьми! — сказал он. Аким повалился ему в ноги.
Легко и весело стало на душе у Василия. Теперь он знал, что будет делать, лишь бы спина зажила. Голубушка, уж он ее вырвет из когтей воронов! А им, извергам… Ништо, отольются им все удары, попомнят они все сделанное, кровью все смоют, да потихонечку, не сразу. Будут умирать и поминать Василия.
Попомнит и воевода свой суд праведный.
Ему вспомнилось представление скоморохов, и он злобно засмеялся. Все показали, как и взаправду деется.
— Нет, воевода, не к царю пойду, а сыщу этого самого Стеньку Разина! — почти вслух проговорил Василий. — А уж с ним и к тебе в гости!
Вспомнились ему наставления Еремейки. "Правда твоя, старик! Спасибо за наущение!.."
И, горя местью, Василий быстро поправлялся, а через четыре дня встал на ноги. В ночь он приготовился бежать. Снарядился,
Рано утром, лишь только открыли ворота, он выскользнул из города, прошел посад, надолбы и вышел в поле. Вдруг до него донеслись крики. Из города прямо на него скакали два стрельца.
— Ей! — кричали они. — Куда ты? Вернись!
"Погоня, — подумал Василий, — ну да ладно!" И он остановился.
— Ты што это, леший, шутки шутишь! — сказал первый стрелец, подъезжая к нему, но Василий вдруг махнул саблею, и полетела с плеч стрелецкая голова. В ту же минуту Василий сбросил труп с седла и, вскочив на коня, погнал его. Другой стрелец испуганно одернул лошадь и вернулся в город.
Нещадно гнал коня Василий, опасаясь погони. Он скакал до глубокой тьмы, скакал до той поры, пока конь его не захрапел и не свалился, весь покрытый кровавою пеною.
Василий соскочил, ослабил подпругу, но конь захрипел и сдох. Василий торопливо снял с его седла ружье, два мешка, один с порохом и сечкой, другой — с толокном и сухарями, да епанчу, и, оставив коня, быстро пошел в сторону от дороги. Теперь для него уже не было иного исхода. К Стеньке Разину!
Василий не знал, как он найдет его, и решил идти берегом вниз по Волге.
— Пождите, воевода да дворяне богатые, вспомните вы и сермяжного дворянина! — бормотал он, идя по песчаному берегу реки.
IX
Ночная тьма спустилась на землю. Идти стало трудно. Уже Василий хотел опуститься на землю и сделать роздых, когда увидел вдали краснеющий огонек. Он быстро оправился и пошел прямо на огонь. Свет то исчезал, то снова появлялся. Василий шел с добрый час и наконец приблизился настолько, что мог разглядеть людей, сидящих вокруг костра, над которым висел черный котелок. Вокруг костра сидело шесть человек, судя по костюму, голытьбы. Четверо из них были босоноги и только двое в лаптях. Одеты они были кто в зипуне, кто в посконную рубаху.
Василий колебался, подойти ли к ним, как вдруг до него донесся отрывок разговора:
— Ен, батюшка, им потачки не дает. Не бойсь! — и Василий решился.
Он быстро приблизился к костру и громко сказал:
— Дай вам, Боже! Пустите, молодцы, толокна сварить!
Сидевшие испуганно повскакали со своих мест, и один из них поднял топор, другой ухватил двузубые вилы, третий рогатину.
— Кто ты? Чего тебе надо? — грубо спросили они, подозрительно оглядывая его костюм и оружие.
— Сирота горький! — ответил им Василий. — Иду к Стеньке Разину правды искать.
— Ой ли? — недоверчиво сказал рыжий лохматый богатырь с кривым глазом.
— Вот ей-Богу! Бежал из Саратова, стрельца убил, коня загнал!
— Ну, ну! — заговорили все, кладя свое оружие. — Бог с тобою! Садись! Мы тут уху варим, подбрось толокна, что же!
Василий вздохнул с облегчением и сел между рыжим кривым и черным, маленьким, коренастым, как дуб, молодцом.
— С чего ж это ты так? — спросил его черный.
— Пожди! — остановили его. — Поначалу похлебаем, а там и погуторим.