Кровавый пир. За чьи грехи?
Шрифт:
— Ишь, поди, боярам да дворянам честь какая, — злобно смеялся Егор, — превыше всех висят!
— Пожди, до Москвы вешать будем! — отзывался Кривой, тряся в воздухе пикою.
И Василий, смотря на них, со злобною радостью думал о саратовском воеводе и Лукоперовых.
Так они дошли до Черного Яра, и тут Василий опять встретил казака, который в Царицыне принял его в казачество.
— А что, братику, притомился? — спросил он его с ласковой усмешкою.
Василий с удивлением посмотрел на него:
— Как же ты-то попал сюда? Мы тебя дорогой не видали.
— А то ворожбою,
— Да сорок будет! — ответил Василий.
— Ну, добре! Ты мне по сердцу пришелся, да и батько тебе рад будет. Так я тебе с молодцами струг дам. Живо до атамана будете! Гей, Грицько! — закричал он проходившему мимо казаку. — Закажи пану атаману, чтобы еще один струг дал! Ладно вам будет! — сказал он Василью.
Василий сказал ему спасибо и невольно задумался. Почему Стенька Разин будет рад ему? Разве мало у него людей?
Но долго думать было некогда. Едва они успели отдохнуть и поесть, как прибежал тот же Грицько и стал торопить их садиться.
Длинная узкая лодка на десяти парах весел ждала их у берега.
— Есаул приказал мне на руле быть у вас, — сказал тот же Грицько и закричал: — Ей, братику, кто на весла горазд?
Двадцать человек выдвинулись вперед. Грицько разместил их на длинных лавках, дал каждому по веслу, стал у руля и закричал Василию:
— Садись, атамане, сейчас отчалим!
Василий вошел в струг с остальными молодцами, и они быстро поплыли по течению.
Всюду вокруг Астрахани виднелись казацкие струги. С востока они заняли весь Болдинский проток, с юга — речку Кривушу, а с севера и запада стояли толпы башкир, мужиков и несколько казацких сотен, с есаулом Ваською Усом в голове.
Стенька Разин сидел на своем струге в синем кунтуше, алых шароварах, с турецкою саблей на боку, выпивая последнюю стопу вина перед объездом своей дружины, когда Ивашка Волдырь привел к нему Василия.
— Вот, батьку, тебе послужить пришел со своими молодцами! — сказал он, лукаво посмеиваясь в свой длинный ус.
Стенька Разин поднял голову, взглянул и вдруг весь вздрогнул.
— Василий! — вскричал он, вскакивая.
В свою очередь вздрогнул Василий и даже попятился от атамана, а тот опустился на подушки и замотал головою, словно отгоняя от себя тяжкие думы. Потом он огромным глотком отпил из стопы и оправился.
— Истинно наваждение! — сказал он и спросил Василия: — Кто ты?
— Я казак Василий Чуксанов, а был допрежь того дворянским сыном. Теперь пришел тебе послужить!
Лицо Разина просветлело.
— Добре, добре! — сказал он и обратился к Ивашке: — Схож-то как!
Казак кивнул головою.
— Ото я мыслил, укотентую батьку! — сказал он с усмешкою.
— Покличь Фролку!
— Враз!
Скоро к Стеньке подошел Фрол, младший брат его и неразлучный спутник. Малого роста, коренастый, он походил на своего брата,
— Поглядь! — сказал Стенька Фролу. Тот взглянул и отшатнулся.
— Василий! — воскликнул он.
Стенька кивнул.
— Ото чудо! И звать Васильем! — сказал он, улыбаясь.
Василий ничего не понимал. Стенька ласково поманил его:
— Садись, друже! Ты для меня теперь первый друг будешь! Есаул ближний! Ей, принесите еще стопу. Садись ближе!
Василий сел подле Стеньки. Тот смотрел на него ласковым взором, смеялся и тихо гладил его руку. Его лицо, испорченное оспою, приняло нежное выражение; глаза, метавшие искры, смотрели с умилением, и Василий почувствовал в своем сердце горячую любовь к атаману; "Вот кто поймет мое сердце!" — подумал он в радостна улыбнулся.
Фрол, Ивашка Волдырь, Федька Шелудяк с изумлением смотрели на эту немую сцену, а Стенька словно забыл про всех и очнулся только, когда казак поставил перед ним стопу и баклагу с вином.
— Ну, выпьем, друже, да поцелуемся! — сказал Стенька, оставляя руку Василия и нацеживая стопу. — Чтобы жить нам с тобою и век дружить! — проговорил он, выпивая свою стопу.
Василий поклонился и осушил свою. Крепкое вино закружило ему голову. Он обнял Стеньку, и они поцеловались.
— Ну, а теперь, братику, скажи, что тебя довело ко мне? Кому спасибо говорить буду?
— Воеводе саратовскому да моим соседушкам Лукоперовым, — сказал Василий нахмурившись, — только дозволь, атаман, мне им спасибо сказать!
— Ну, ну, а что они сделали?
Василий склонился к нему и, как на духу, поведал ему свою повесть.
— Ах они, песьи дети! Ну, подожди! — закричал, стукнув кулаком, Стенька. — Мы им дадим память! Попомнят они тебя, Вася, ох, лихо вспомнят, братенику мой!
Он тряхнул головою.
— Словно старая быль снова пришла, — сказал он. — Слушай! Был у меня брат Василий, вот совсем как ты! Был он у нас на Дону атаман лихой. И позвал нас против поляков царь воевать, а над нами князя Долгорукого поставил. Пошли мы, честно бились, потом осень настала. Василий говорит князю: "Отпусти нас на Дон! Что зимой делать?" А тот: "Нельзя!" Василий взял всех нас и увел. Только нагнал нас князь, всех повернул, а братика моего, Васю, повесить велел. И закачался он на перекладине! Я с Фролкой убег и сказал: "Попомнишь ты меня, князь! Все отродье твое попомнит! За братика своего всех перевешаю! А тебя, князь!.."
Степан вдруг пришел в неистовство. Глаза его налились кровью, синие жилы вздулись на лбу. Василий с испугом глядел на него.
— Ничего, Васенька, — сказал, успокаиваясь, Стенька, — встряхиваем мы теперь бояр да воевод! Вспоминает на Москве князь Разина да от страху корчится. Не бойсь! Доберемся и до него. У нас руки длинные да зацепистые! Ха-ха-ха!
Он жадно выпил вина и, вытирая рукою усы, поднялся.
— А ну, молодцы, и в дорогу! — сказал он своим есаулам. — Ты, Василий, тоже со мною! Я тебя у себя оставляю. Как взгляну на тебя, так и вспомню! — прибавил он. — Гайда!