Кровавый шабаш

Атеев Алексей Григорьевич

— Конечно. Но поискать стоит.

Разговор прекратился. Возможно, само место настраивало на молчание. Следственная группа гуськом возвращалась к воротам кладбища. Впереди осторожно шел Судец, светя под ноги фонариком. Пару раз он споткнулся, еле слышно чертыхнулся, но продолжал уверенно шагать вперед.

Стояла глубокая тишина, даже соловьи перестали щелкать, и Женя еще явственней ощутила нереальность происходящего.

«HAVANA — MOON»

— Слышал, слышал о ваших похождениях, — с легкой насмешкой сказал Альберт, когда на следующий день Женя начала рассказывать ему о преступлении на кладбище. — Майор говорил, что ты вроде обратила внимание на некую

странную деталь?.. Ясно. Теперь послушай, что я накопал. После того как мы вчера расстались, я двинул к одному своему информатору. Тот слышал про Вержбицкую. Его сведения тоже довольно туманны. Говорил, что девочка — высший класс! Странно, что она жила в Тихореченске, а не подалась в Москву или куда подальше. На двух языках говорила свободно. Английский и французский… Каково?! Так вот. У нее были неприятности с братвой. Вроде какой-то крутой на нее глаз положил, а она ни в какую. И деньги не помогли. Тот сначала по-хорошему. Цветочки домой присылал корзинами. И так, и сяк. Потом видит — облом. Ну и взбесился. Поймали они эту Светочку… и пустили по кругу. Информатор клянется, что сведения точные. Грязная, конечно, история. Случилось это пару лет назад. История стала широко известна. Вроде как в назидание другим. И после этого наша Светочка будто бы стала путаной. Информатор сам с ней знаком не был, повторял чужие слова. О ее сутенере он ничего конкретного сообщить не смог. Однако отослал меня к одной колоритной даме — некой Марфе. Представь себе этакую престарелую Мэрилин Монро. Возраст где-то между сорока и шестьюдесятью. Лицо как у фарфоровой куклы, тропический загар, на пальцах и в ушах бриллианты… Словом, звезда пленительного счастья. Я ее, конечно, и раньше знал. Но она сроду не стучала. Тертая баба. Я так думаю, у этой Марфы под каблуком вся эта свистобратия, начиная от вокзальных и кончая птичками вроде Вержбицкой. Встретились мы у нее дома. Хата, скажу я тебе!.. Дом в одном из пригородов. Прямо Майами Бич какой-то… Конечно, в иное время меня бы туда и на порог не пустили, но, как я понял, смерть Вержбицкой наделала много шума в их кругу. И они горят желанием отомстить, поэтому Марфа и пошла на контакт. Правда, ничего конкретного она почти не сообщила. Назвала только кличку того, кто Вержбицкой домогался. Шакал! Личность известная. Информатор мой побоялся назвать его, а Марфа нет. Кроме того, она сказала, что у Вержбицкой имелся дружок. Некий Юра. Он не настоящий сутенер, но, как я понял, связан с этими делами. Фамилию она не знает, только кличку — Леонардо. Богемный парень, художник или актер. Со слов Марфы выходит, что там имела место любовь. Надо думать, она всего мне не сказала. Где, например, проходила тусовка, на которой они познакомились? Сам, говорит, ищи. Мне под приблуду попадать не охота. Правда, намекнула, где искать, куда, как она выразилась, «щекотнуться».

— А Шакал? — спросила Женя. — Это что за личность?

— Один из местных криминальных воротил. Лет сорока. Кем он раньше был, неизвестно, зато теперь вполне респектабельная личность. Сеть ларьков, рынок, несколько продуктовых магазинов, ночной клуб с рулеткой и карточными столами. Это фасад. А за ним — торговля левой водкой, какие-то дела на химкомбинате. Поговаривают, что именно он — его неофициальный владелец. Словом, воротила. Огромный дом с охраной и телекамерами… Бригада — человек двести. Круче не бывает, во всяком случае, в Тихореченске. Поговаривают, именно он убрал Кудрявого, ну, того, что на видеокассете. Помнишь, лысый?.. Он страшно не любит своей клички — Шакал. Но уже теперь не отлепишь. Нужно искать этого Юру-Леонардо. Чем я и собираюсь заняться.

— Буянов велел мне разобраться с родней Вержбицкой.

— Пойдем лучше со мной, посетим кое-какие вертепы. У меня не выходит из головы этот Леонардо. А с архивными изысканиями успеешь еще…

На улице моросил легкий дождичек, но было душно словно в парилке.

Они не

торопясь зашагали по мокрому асфальту в направлении центра.

— Жаль, нет твоего приятеля, который нас подвозил.

— Утром ждал у подъезда, предлагал свои услуги.

— Он что же, неравнодушен к теJ;? Женя хмыкнула:

— Ребенок совсем. Какой из него кавалер!

— А мне показался нормальным парнем. Ты же говорила, что училась с ним в школе. Значит, он твоих лет. Коли он ребенок, тогда и ты…

— Может, он и неплохой, но, как говорится, герой не моего романа.

По мокрому асфальту шурша проносились машины. Пахло прибитой пылью, дождем, гарью из выхлопных труб.

— А куда мы идем? — спросила она.

— Есть тут одно заведение, «Гавана мун» называется.

— «Гавана мун»?

— «Гаванская луна». Бар. Дорогой. Крутое местечко. Там собирается всякая шелупонь. Местная золотая молодежь, — поправился Альберт. — Сам не люблю жаргона, но, как говорится, с кем поведешься… Возможно, удастся узнать местонахождение этого Леонардо.

— Там что же, кубинская кухня?

— Вроде того, латиноамериканский антураж. Сейчас модно толкать неискушенному народу разную экзотическую туфту.

— Ясно. А вот ты рассказывал про Шакала… — Ну?

— Он что, один в городе такой крутой?

— Нет, конечно. Есть еще одна фигура. Нос. Кавказец. Вроде ингуш. Тоже в большом авторитете.

— А с этим Шакалом он в каких отношениях?

— Вооруженный нейтралитет. Друг друга не задевают. Пока.

— А Кудрявый?

— Был очень значительной фигурой. Все эти мини-рынки, ярмарки, аптеки…

— Аптеки?

— Ну да. Лекарства — очень прибыльный бизнес. К тому же можно легально ввозить наркотики. Надо думать, под его крылом находились еще какие-то структуры.

— А потом?

— После смерти его, так сказать, империя была поделена между Шакалом и Носом. Правда, не вся. У Кудрявого имеется брат. Совсем молодой, ему лет двадцать. Но парнишка, как я понимаю, не промах. Шустрый мальчонка. Он сохранил под собой часть группировки Кудрявого и какие-то крохи его бизнеса. По-моему, контролирует одну ярмарку. Аптеки отошли к Носу, а торговля к Шакалу.

— У него есть кличка?

— А как же. Брат — так его величают приближенные. Сначала звали Брат Кудрявого, а теперь просто Брат. Есть еще мелкие формирования… Короче, как везде. О! Мы пришли. Вот он, уголок тропиков.

Женя знала это место. Ее школа находилась совсем недалеко отсюда. Она хорошо помнила, как бегали сюда на переменах, покупали слойки, заварные пирожные, сладкий донельзя кофе. Тогда здесь находилась кондитерская. А теперь… Все преобразилось. Мраморные ступеньки, зеркальные стекла витрин, неоновая вывеска «Havana Moon», под ней штурвал из красного дерева с начищенными до блеска медными накладками. Действительно экзотика!

Альберт толкнул роскошную дубовую дверь, и они очутились в прохладном полумраке. Стены завешаны рыбацкими сетями, веслами, спасательными кругами. По периметру зала под потолком — цветные фонарики, высокая, обитая медью стойка бара, разноцветье бутылок невероятных форм. Над бутылками укреплена громадная меч-рыба. Негромко играет латиноамериканская музыка. В баре было почти пусто, лишь за спрятавшимся в углу столиком, склонясь друг к другу головами, ворковала парочка, а у стойки атлетического сложения парень беседовал о чем-то с барменом.

Альберт и Женя уселись за столик, на котором тотчас зажглась маленькая настольная лампа с пестрым абажуром.

Появился официант в расписной гавайской рубахе и бермудах.

— Что угодно?

— Кофе, — односложно произнес Альберт.

— По-венски, по-турецки, капучино, по-кубински?

— По-турецки.

— Пить что будете?

— Я же сказал: кофе!

— Я имею в виду крепкие напитки. Мартини, баккарди?

— В другой раз.

— А покушать? Жаркое по-креольски, крабы? Креветочки свежайшие…