Кровавый шабаш
Шрифт:
— Не знаю, — фыркнула Малевич. — У меня все.
— Судец?
— По отпечаткам пальцев убитого установлена его личность: Давыдов Юрий Трофимович, двадцать восемь лет. Прописан был по адресу: улица Дантона, 7.
— Это где?
— Поселок «Семь сестер».
— Вы сегодня там были? — обратился майор к Валееву.
— Так точно.
— Убитый дважды привлекал к себе внимание правоохранительных органов, — продолжал Судец, — отсюда и отпечатки в картотеке. Один раз в 1989 году по подозрению в соучастии в краже икон из церкви села Покровка. По этому делу осуждено двое, но вина Давыдова не установлена, скорее всего он просто помогал продавать краденое. Второй раз он попал в поле нашего зрения три года назад. Опять иконы. Но не кража, а контрабанда. Задержанный,
— Валеев?
— Он был связан с Вержбицкой. Сутенер? Вряд ли. Показания свидетелей на его счет довольно туманны. Скорее всего она просто его содержала, но не исключается, что он все-таки помогал ей искать клиентов. Возможно, он интересовался магией. Его картины проникнуты мистицизмом. Возможно, именно он снимал пресловутый видеосюжет. Среди вещей в его студии мы видели видеокамеру, хотя, конечно, это ничего не доказывает, нужна экспертиза.
— Итак, версии? — спросил Дымов.
— Версия такая, Петр Иванович. За всем этим стоит небезызвестный Ковалев-Шакал. Именно по его приказу была проведена скрытая съемка развлечений заместителя прокурора города Монакова и криминального авторитета Буланова-Кудрявого с женщинами легкого поведения. Сделано это, чтобы иметь компромат и в нужный момент, — а такой момент как раз настал, — предъявить его. Поэтому по команде Шакала участники съемки, знающие, кто заказчик, убираются. Почему именно сейчас? А потому, что видеозапись со дня на день собираются пустить в дело. Что касается второй участницы постельных забав — Горшковой, — то она не знает, кто заказал съемку, поэтому ее и не трогают. Теперь дальше. Кто организовал эту публикацию? — Буянов потряс газетой. — Конечно, Шакал! Это он навел придурка Ма-ковникова на труп на кладбище, это он сообщил ему фамилию жертвы. Не сам, конечно, через посредников. Опять же для чего? Чтобы отвести от себя подозрения. Отсюда весь этот бред с рассказом смотрителя. Мол, нелюди действуют, ожившие мертвецы… Для той же цели и голову отрезали… Жути нагоняют… Кстати, Рудик, — обратился он к Судецу, — ты на кладбище был?
— Утром, — сообщил Судец, — осмотрел как следует все кругом. Явных следов, кроме наших, не обнаружил. Трава примята, а так… Только… — Он запнулся.
— Что?
— Там, около могилы, соль была рассыпана.
— Соль? Какая соль?
— Обычная, поваренная…
— Но зачем?!
Судец развел руками:
— Будем разбираться.
— Странно, соль… А с этим смотрителем беседовал?
— С Кувалдиным? Хм… если это можно назвать беседой. Не очень-то с ним побеседуешь. Маковников, видать, вчера вечером его так накачал, что он и с утра лыка не вязал. Про нечистую силу бормотал. Ничего вразумительного добиться не удалось.
— Кстати, о нечистой силе, — сказал майор, обращаясь к Дымову. — Имеется еще одна версия… — он бросил быстрый взгляд на Женю, — не совсем обычная, правда.
— Какая же?
— Наша временная сотрудница высказала гипотезу о ритуальных убийствах.
— Как-как? — переспросила Малевич.
— Ритуальных, — повторил Буянов, — то есть представляющих собою часть некоего религиозного обряда.
— Поясните, пожалуйста, — обратился Дымов непосредственно к Жене. — Откуда, собственно, такая экзотическая идея?
Женя поднялась, смущенно обвела глазами присутствующих.
— Сам способ убийства необычен. Почему
— А что она, собственно, означает?
— Как будто сатанинский символ.
— А не масонский?
— Я лично не возражаю, если Евгения Яковлевна возьмется за разработку собственной версии. Как говорится, в добрый путь, — сказал Буянов. — Позволим молодости дерзать.
РАЗГОВОР С ГОЛОЙ НАРКОМАНКОЙ
По дороге домой Женя купила в киоске тот самый спецвыпуск «Курьера», развернула на ходу, увидела свою перекошенную физиономию и совсем приуныла. Все так плохо, гадко!
Дома она уселась перед телевизором, тупо воззрившись на экран. Там бегали мультипликационные зверушки, и она вдруг поймала себя на мысли, что все произошедшее с ней за последние дни столь же бессмысленно, хотя и занимательно, как и происходящее на экране.
Она вспомнила Кавалерову. Со странностями, но неплохая девчонка. Всегда давала списать, не кичилась тем, что была круглой отличницей. Правда, держалась особняком, на мальчишек даже не смотрела, хотя вовсе не страшилка. Женя вспомнила выпускной вечер. Все слегка подпили, в том числе и Глаша. Пошли рассуждения о смысле жизни, о долге. Глаша тогда неожиданно завелась и стала горячо и совсем непонятно рассуждать про некий абсолют, который стоит познать — и жизнь в корне изменится. Она утверждала: истина где-то рядом, но поймать ее за хвостик непросто. Впрочем, Женя мало чего запомнила из туманных рассуждений. Всплывало в памяти разрумянившееся Глашино лицо, поблескивающие в полутьме пустого класса глаза. Вот и доискалась абсолюта. С помощью наркотиков! А что, если позвонить ей? Они никогда не были подругами. Нормальные, ровные отношения… Но ведь Глаше сейчас, возможно, так же плохо, как и ей. А может, и неплохо. Может, ей все равно. Ищет свой абсолют. А какая, собственно, разница, при помощи чего: водки, наркотиков, религии, политики?..
Женя в нерешительности стояла перед телефоном. Зачем влезать в чужую жизнь? У нее свои проблемы, у меня свои… Все же сняла трубку и набрала номер Кавалеровых, который предварительно раскопала в своей записной книжке.
К телефону подошла мать Глаши. Прежде чем позвать Глафиру, поговорила с Женей, узнала, что она проходит практику в милиции, позвала в гости.
Потом в трубке довольно долго сохранялось молчание, лишь слышались отдаленные голоса, как показалось Жене, на повышенных тонах.
— Алло? — наконец услышала она.
— Здравствуй, это Белова.
— А-а… — безучастно прозвучал голос Глафиры, — привет.
— Не рада меня слышать?
— Не рада.
— Почему?
— Как тебе сказать… — Она замолчала, видимо только из вежливости не вешая трубку.
Женя неожиданно для себя рассердилась:
— Однако быстро ты забываешь…
— Что забываю?
— Да все: школу, наш класс, выпускной вечер… Что с тобой случилось?
— Случилось? Да ничего не случилось. Просто…
— Что просто?
— Не люблю, когда в душу лезут.
— А я разве лезу? И пары слов не сказала.
— Не ты, а мама. Будет тебя ставить в пример как образец благополучия. Вот это и надоело.
— А можно я приду сейчас к тебе?
— Зачем?
— Посмотреть на тебя хочу, поговорить…
— О чем нам говорить?
— Думаю, найдутся общие темы.
— Сомневаюсь. Я, конечно, не могу тебе отказать, но лучше бы ты оставила меня в покое.
— Извини за настойчивость, и все-таки давай повидаемся.
— Что ж, приходи. Но на теплый прием не рассчитывай.
Кавалерова-старшая, похоже, действительно была рада Жениному появлению. В голосе ее сквозили почему-то просительные нотки, словно Женя делала ей одолжение своим визитом.
— Ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя! И как вовремя ты появилась!
— Вы о чем?
— Понимаешь, у Глаши… как сказать… — она запнулась, — нечто вроде депрессии. Может быть, твое появление расшевелит ее.
Глаша лежала на широкой тахте лицом вверх и безучастно смотрела в потолок.