Кровавый триптих
Шрифт:
– Я этого не люблю. Не люблю, когда про меня шуточки рассказывают.
– Да ведь и она над тобой смеется. Роуз Джонас.
– Только не Роузи.
– Она тоже считает, что ты обожаешь палить из пушки почем зря. Она такие шутки откалывает про тебя, когда остается наедине с ребятами. Она даже легавым хохмы откалывает. Про тебя, лопух.
– Только не Роузи. Она-то знает, что я не такой.
– Заткнись!
– бросила Роуз.
Тихоня повернул к ней.
– Не надо так со мной разговаривать, Роузи. Разговаривай тихо.
– Заткнись!
– повторила Роуз.
Тихоня
– Выведи её отсюда, - попросил я Паркера.
Паркер кивнул полицейскому, и тот вывел Роуз из палаты.
– Я же знаю, что ты вовсе не большой любитель стрельбы, - сказал я Тихоне.
– Ты не такой. Ты надежный, ты вовсе не трус. И не любишь палить из пушки почем зря. Ведь так?
– Это точно. И не люблю, когда зубоскалят про меня.
– А они все зубоскалят. У тебя за спиной. Особенно Роуз - она больше всех изгиляется. Все хи-хи да хи-хи. Да она же пойдет в отсидку ненадолго, а отсидит, так и выйдет на волю. Вот потому-то она и смеется над лопухом-Тихоней. У нее-то что, на пушку, которую она носит в сумочке, лицензии нет. Вот это она и получит срок - и всего-то делов. По сути-то выйдет сухой из воды. Не то, что ты. Ты-то влип по-серьезному. Сядешь на стул как миленький. А Роузи будет только смеяться над лопухом-Тихоней. Как только остается наедине с ребятами, вечно откалывает про тебя всякие шуточки.
– Не может быть.
– глухо ответил Тихоня.
– А ты спроси у лейтенанта.
Паркер вступил в игру.
– Вопроса нет. Роузи над тобой смеется больше всех. Только о тебе и зубоскалит.
На глазах у Тихони выступили слезы. Из этих слабоумных можно веревки вить.
– Мне это не нравится. Зачем надо мной сметься. Надо мной не надо...
– Ты просто лопух.
– Может быть.
– Она же тебя в это дело втянула.
– Может быть.
– Ну и лопух!
– Может быть.
– Она тебя уговорила, но она тебя не включила в список.
– Это ты о чем?
– О бабках.
– О каких бабках?
– О страховом полисе Фрэнка Паланса. Он же пообещал ей, что перепишет завещание на нее. Она тебе об этом говорила?
Тихоня не ответил.
– Говорила она тебе, лопух?
– Нет, не говорила.
– Ну, теперь понимаешь?
– Что?
– Что ты лопух с большой буквы "л". Она тебе про бабки ничего не сказала, потом распускает про тебя байки, что тебя хлебом не корми - дай только замочить кого-нибудь. Ну, не лопух ли ты после этого?
– Лопух, - согласился он.
– И обожаешь из пушки палить?
– Нет.
– Это она попросила тебя. Она знала, что тебя послали туда взять деньги и привести Фрэнка к Джо. И вот она тебе сказала: прихлопни его для меня. Прихлопни его. Он за моей спиной крутил с другой. Я хочу, чтобы он сгинул... и тогда... я буду твоя. Вот что она тебе сказала. Что-то вроде этого, а ты оказался таким лопухом, что клюнул и соглсился. Так дело было, приятель? Так, Тихоня?
– Да, так оно и было.
– Ты от неё без ума, да?
– Да. Я лопух. Ладно. Я лопух, но шутки шутить про меня не надо. Не люблю, когда по меня шутки распускают...
–
– Я слушаю.
– Если ты скажешь мне правду, может быть, тебя признают виновным в убийстве второй степени. Если её признают виновной в соучастии, тогда тебе не подпалят задницу. Вторая степень - это значит, что тебе дадут пожизненное. А когда у тебя пожизненное, всегда есть шанс помилования. К тому же никто над тобой не будет смеяться. Люди скажут: ну что ж, парень лопухнулся из-за девчонки, с кем не бывает - да таких случаев миллион. И все будут знать, что ты не убийца поганый и не трус, и никто над тобой подшучивать не станет. Понял?
– Да вроде бы.
– Она тебя обвела вокруг пальца, приятель. Надо её наказать.
– Надо наказать.
Паркер увел его. Должно быть, в коридоре толклись полицейские, потому что Паркер сразу вернулся.
– Отличная работа. Окружному прокурору ты бы очень понравился. Как же тебе это удалось?
– Как считаешь, до суда он не передумает давать показания?
– Уверен, что нет. Надо только их держать порознь. Как только мы получим его показания на бумаге, с подписью и печатью... она начнет его топить и очень скоро совсем запутается. Спасибо тебе, Пит. Но как же тебе удалось?
Я поправил подушку. и ответил:
– Я же постоянно находился в центре событий. И наблюдал за их развитием.
Паркер усмехнулся.
– Ты мне зубы не заговаривай.
– Нет, правда. Я же все сам видел. Видел, что она не особенно опечалилась, когда я ей сообщил о смерти Фрэнка. Она знала об убийстве. Потом она повезла меня в дом, где отсиживался Тихоня. И нацелила на меня пушку, прежде чем я успел ей сказать хоть слово. Она спросила, откуда мне известно про смерть Фрэнка, и я ответил, что из газет. Она знала, что я вру, потому что ей было известно даже время убийства. А как бы ей это стало известно, если бы она сама не приложила руку к этому делу? Тихоня ничего ей не сказал после - он принес чемоданчик с деньгами своему боссу, и босс позаботился, чтобы он задег на дно. Он не поехал в клуб смотреть на Роуз и, значит, не общался с ней.
– Но он мог позвонить.
– Мог, но не звонил. За весь вечер Роуз никто не звонил. Это я знаю из первых рук. Я видел, какими глазами смотрит Тихоня на ту девчонку, и знал, что Эйприл - он мне сам сказал - приказал Тихоне доставить ему Фрэнка. Доставить но не убивать. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить все эти разрозненные фактики воедино...
– Котелок у тебя варит, Пит. Мягко говоря.
– Мисс Сазерн там?
– Да. Чересчур сладкая булочка даже для Питера Чемберса.
– Пригласи её ко мне, лейтенант. Да, и ... я бы обошелся без свидетелей.
– Вас понял, сэр. Доброй ночи и желаю удачи.
– Доброй ночи, лейтенант.
Несколько минут я провел в одиночестве. Потом вошла Лола - в черном костюме, черной кружевной блузке и черном беретике. Она вошла в палату на цыпочках, немного бледная, немного встревоженная.
– Ты в порядке?
– спросила она.
– Скажи мне правду. В порядке?
– В полном. Через три дня меня выпишут.
– Я рада. Поцеловать тебя можно?