Круче некуда
Шрифт:
К семидесятым годам сталелитейная промышленность Локаваны напоминала больного, истекающего кровью на больничной каталке. К середине девяностых она стала хладным трупом, у ложа которого не стояло ни одного плакальщика, тешащего себя надеждой на пробуждение. На десяток миль вдоль берега озера Эри торчали заброшенные мельницы для руды. Сотни квадратных миль занимали гетто, возникшие на месте рабочих поселков. Десятки пустых стоянок, на которых когда-то красовались тысячи машин. Черные горы шлака протянулись на восток от самого берега Эри. Засыпать рудные мельницы оказалось дешевле, чем демонтировать. Потому что треть жителей
В тени огромных заброшенных мельниц ютились поселки и небольшие города. Когда-то в них жили квалифицированные рабочие, выходцы из Италии и Германии, и некоторое количество чернокожих. Теперь здесь расположились наркопритоны и абортарии, а также одноэтажные мечети. Район, где раньше жили рабочие сталелитейных заводов, заселили бедные эмигранты из Африки, Среднего Востока и Латинской Америки.
Курц хорошо знал Локавану. Здесь он расстался с девственностью, с иллюзиями относительно этого мира и впервые в жизни убил человека. Бог его упомнит, в каком именно порядке.
Главной улицей, пересекавшей Локавану с запада на восток, была Ридж Роуд. Она проходила и мимо базилики Богоматери Победоносной. Мимо приюта Отца Бейкера, кладбища Креста Господня, ботанического сада и здания городской администрации Локаваны. Она заканчивалась узким стальным мостом, построенным более столетия назад. То, что было дальше, называли „за Мостом“. К югу от моста находился лабиринт узких улочек, внезапно заканчивавшихся тупиками, стенами, кюветами и заборами, окружавшими безлюдное пространство в полтора километра шириной. Оно было покрыто железнодорожными путями. Если посмотреть на север, они приводили к хлебным мельницам, стоящим неподалеку от „Арбор Инн“, если на юг – дороги шли во все стороны.
Поднадзорный Ясеин Гоба, если верить указанному адресу, жил в южной части Локаваны, рядом с библиотекой имени Карнеги и локаванской мечетью. Его дом представлял собой мрачное покосившееся сооружение, обшитое снаружи тонкими досками, и находился в захламленном тупике. Справа и позади дома виднелся высокий забор склада металлолома, слева – ржавая ограда с колючей проволокой наверху, отделяющая улицу от территории, принадлежащей железной дороге. В сыром воздухе разносился лязг и грохот товарных составов.
Курц выехал из тупика, развернул свой „Пинто“ и проехал один квартал на восток, припарковав машину около спортивного центра „Оделл“, единственного кусочка свободного места и зеленой травы на мили вокруг. Он осмотрелся, убедившись в том, что „Пинто“ не виден ни с главной улицы Вильмут-авеню, ни от дома Ясеина Гобы. Из проезжавших мимо машин и из-за темных занавесок в окнах домов на него смотрели негритянские и арабские лица. Курц заткнул за пояс револьвер, достал из бардачка отвертку с длинным жалом, закрыл на замок дверь машины и пошел. Ему предстояло пройти два квартала, прежде чем он доберется до жилища Гобы.
Срезав путь, Курц пошел вдоль ограды склада металлолома, чтобы выйти к дому с севера. Шум и дым, доносящиеся от железной дороги, были достойны кинофильма. Звон буферов и сцепок, рычание моторов погрузчиков, крики людей, переговаривающихся на большом расстоянии. Из-за ограды огромного склада металлолома тоже раздавался звон и грохот.
Когда между ним и домом оказался пустой участок, Курц остановился. Здесь, на северной стороне
Курц достал из-за пояса револьвер и прислонил правую руку к бедру, а потом медленно пошел в сторону дома.
Задняя дверь не была заперта. На ступеньках виднелась засохшая кровь. И на пороге. И на самой двери. Встав сбоку от дверного окна, Курц открыл дверь и на полусогнутых вошел внутрь, выставив перед собой револьвер.
Следы крови вели наверх. На середине полуоткрытой двери виднелся четкий кровавый отпечаток руки. Курц толкнул дверь дулом револьвера, открывая ее пошире. Кухня. Посуда грязная. Из мусорного ведра воняет. Дешевенький стол и кафельный пол тоже залиты кровью. Один из стульев опрокинут.
Дыша только ртом, Курц пошел дальше по кровавому следу. Жилая комната. Засохшие пятна крови на грязном дешевом ковре. Пружинный диван, застеленный грязным одеялом, большой цветной телевизор. Следы крови вели дальше, вверх по узкой лестнице, соединяющей этажи дома. Курц решил сначала проверить две комнаты на первом этаже, но там ничего не было.
Тело Ясеина Гобы лежало наверху, распростертое поверх грязного душевого поддона в крошечной ванной, в которую упиралась лестница. Следы крови вели к нему, и здесь они заканчивались. Справа, в верхней части грудной клетки, виднелась рана. Вполне подходящая, если считать, что это девятимиллиметровая пуля, выпущенная из „Зиг Про“, принадлежащего офицеру по надзору Маргарет О‘Тул. Из которого стрелял Курц. Похоже, половина крови вытекла на пол ванной, а другая – в душевой поддон. Он просто истек кровью. Слой засохшей крови на дне поддона был темно-коричневым. Пятна крови виднелись вокруг слива и на зеркальной дверке шкафчика для медикаментов. На полу и в поддоне были рассыпаны флаконы с таблетками и бутылки с медицинским спиртовым раствором и хромистой ртутью. Судя по всему, Гоба пытался остановить кровотечение или хотя бы принять что-то обезболивающее, но ослабел, упал и умер от потери крови.
Если верить записям О‘Тул, Ясеину Гобе было двадцать шесть лет, и он был родом из Йемена. Стараясь не наступать на пятна и дорожки засохшей крови, Курц подобрался поближе к телу. Конечно, этот молодой человек вполне может быть арабом, но смерть от кровопотери придала его смуглому лицу с небольшими черными усами серый оттенок. Рот и глаза открыты, губы побелели. Курц не имел медицинского образования, но повидал на своем веку достаточно трупов и знал, что трупное окоченение сначала возникает, а потом исчезает. Судя по всему, этот парень умер около сорока восьми часов назад. Через пару часов после того, как подстрелили Курца и О‘Тул.
В поддоне валялся пистолет "Рюгер Модель II Стандарт", калибр 0.22 дюйма, длинноствольный, для стрельбы в тире. Насечка на рукояти залита кровью. Курц присел на корточки и аккуратно взял пистолет за кончик ствола одетой в перчатку рукой. Это было единственное место, не покрытое кровью. Он посмотрел на свет. Серийного номера нет. Вытравлен кислотой. Обойма у этого пистолета на десять патронов. Судя по весу, практически пустая. Курц аккуратно положил пистолет обратно. Рукоять погрузилась в густую, почти высохшую кровь.