Круг замкнулся

Погонин Иван

– Очень приятно-с. Да что же это я! Будете? – он протянул сыщику бутылку.

– Нет, благодарю.

– Ну как хотите, – сказал Чернявский и сделал ещё один большой глоток.

– Полегчало? – поинтересовался сыщик.

– О! Да!. Премного благодарен!

– Тогда, в благодарность, ответьте, пожалуйста, на несколько моих вопросов.

– Полностью к вашим услугам!

– Скажите, а при каких обстоятельствах вы видели, как я наносил визит убиенной?

– Сон алкоголика, краток и чуток, милостивый государь, – язык у землемера начал заплетаться. – Я в тот вечер крепко поддал, а когда ночью проснулся, понял, что выпить у меня ничегошеньки не осталось. До коридорного не дозвонился, самому идти искать водки невмоготу было, вот и лежал бессоно, утра ждал. Потом и лежать не

мог – стал по номеру ходить. Слышу – дверь скрипнула, я свою чуть-чуть отворил, так, из интереса, гляжу – вы от барыни вышли.

– А почему вы решили, что это я? Хорошо меня разглядели?

– Вовсе я вас не разглядел. Увидел только мужской силуэт, и все. А когда поутру пристав ко мне пришёл, я ему и сказал, что мужчина от Натальи Романовны уходил. Портье с приставом был, так тот и указал на вас – не иначе, говорит, как жилец это из второго номера, он весь вечер в ресторане за барыней ухлёстывал.

– Понятно. А выстрела вы не слышали?

– А что, был выстрел? Мамочка моя!

С утра Мечислав Николаевич посетил нотариуса, с его помощью нашёл ходатая по делам, который взялся продать дом и землю за пятипроцентное вознаграждение. Выдав комиссионеру доверенность, Кунцевич вернулся в гостиницу, пообедал, собрал вещи и велел кликнуть извозчика. Подписав счёт и расплатившись, он направился к пролётке.

– Ключик отдать забыли! – окликнул его портье.

– Ах, да. – Титулярный советник порылся в карманах и, вытащив небольшой ключ от дверного замка, протянул его служащему.

– А что, часто постояльцы с ключами уезжают? – поинтересовался сыщик.

– Ох, частенько. Раньше у нас тульские замки стояли, так там ключи были такие, что не во всякий карман влезут. Их никто с собой не увозил, а как хозяин новые замки поставил, французской фирмы, с маленькими ключами, так только и успеваем, что слесарю дубликаты заказывать. А платить из своего кармана приходится. Вот и следим во все глаза за господами постояльцами, когда они выезжать изволят.

– И от «генеральского» номера ключи увозили?

– И увозили и теряли-с. Последний раз – неделю назад, примерно. Но тогда я за дубликат не платил – с постояльца деньги стребовал, потому как его вина.

– А как фамилия того постояльца, можешь сказать?

– Так господин Кречмер, об котором вы давеча изволили спрашивать. Они неделю назад тоже приезжали-с.

Глава 3. Первопрестольная

Поезд прибыл в Первопрестольную в половине седьмого утра. Отмахнувшись от налетевших гостиничных комиссионеров, Кунцевич, поторговавшись с извозчиком и спустив назначенную «ванькой» цену за проезд с рубля до полтинника, велел везти себя на Большую Лубянку, в меблированные комнаты «Империал», располагавшиеся в доме страхового общества «Россия». В этих меблирашках он останавливался всякий раз, приезжая в Москву. Расположившись в чистеньком номере с минимальным набором мебели, титулярный советник умылся, отказался от предложенного коридорным чая и, выйдя на улицу, направился на соседнюю Мясницкую, где выпил кофе с пирожными в пользующемся большой популярностью у знатоков кафе Виноградова. Посмотрев на часы, Мечислав Николаевич решил прогуляться до Охотного ряда, чтобы оттуда добраться до Гнездниковского на недавно появившемся в старой столице новом средстве передвижения – электрическом трамвае, которого Петербург ещё не знал. Вскоре к остановочному павильону подкатил, звеня на все лады, трамвай № 1, следовавший до Петровского парка. Мечислав Николаевич отдал кондуктору пятачок и через десять минут вышел у Страстного монастыря. Он пересёк шумную Тверскую и по бульвару дошёл до дома градоначальника, в котором располагалось нужное чиновнику учреждение – Адресный стол. Титулярный советник, воспользовавшись казённым пером и чернилами заполнил два запросных бланка, подумал немного и заполнил третий. Отдав миловидной барышне гривенник и отказавшись от копейки сдачи, сыщик, обождав на скамейке двадцать минут получил три адресных справки. Из них следовало, что никто из интересовавших его лиц прописанным в Москве не значится. Покойница выписалась из собственного дома в Криво-Рыбном

проулке за два дня до своей смерти, а вот господин Карл Иванович Кречмер в Москве никогда жительства не имел. Третий персонаж, сведения о прописке которого Кунцевич запросил на всякий случай, в столице ранее проживал, но выписался заграницу на следующий день после отъезда в Муром госпожи Кошельковой, то есть накануне её убийства. Очевидно, постоянным жителем Первопрестольной чухонец не был, потому как прописан в Москве был только месяц и жил всё это время в меблированных комнатах «Фальц-Фейн». Располагались они, в отличие от дома Кошельковой совсем рядом, на Тверской, поэтому первым делом Мечислав Николаевич решил заглянуть туда.

– Номерочек желаете? – служитель оглядел Кунцевича с ног до головы и вынес по результатам осмотра вердикт, – полторарублёвые есть во втором этаже. С прислугой и двумя самоварами в день. У нас электрическое освещение-с!

– Благодарю, но номер мне не нужен. Я разыскиваю своего знакомого – господина Рютенена. Он мне написал, что у вас стоит.

– Стояли-с, цельный месяц стояли-с. Но съехали, дня четыре уж как.

– Ах как жаль! А у меня к нему важное дело. Не говорил он куда уезжает? Может быть приказал почту куда-нибудь пересылать?

– Приказали-с, а как же! В Финляндию, в Выборг, в главный почтамт. Прямо сейчас собирался письмо туда направить, утром пришло. Дня через два ваш приятель его и получит.

Кунцевич несколько секунд не мигая глядел на портье, о чём-то глубоко задумавшись, опомнился и сказал:

– Не приятель он мне вовсе, а даже и наоборот. Жена моя к нему сбежала. Может навещала его, может видели? Эдакая блондинка, высокая, такая, знаете ли, худощавая, но с грудью, – Мечислав Николаевич руками показал размеры груди, – и глаза, глаза зелёные. Натальей Романовной кличут.

Портье посмотрел на него с едва заметной ухмылкой и ничего не ответил. Сыщик суетливо полез в карман пиджака, достал оттуда бумажник и положил на стойку зелёную, под цвет глаз разыскиваемой, ассигнацию. Бумажка тут же растворилась в воздухе.

– Не навещали-с, а буквально жили совместно. Мадам и из номера-то почитай не выходила.

– Как?! Боже мой! – титулярный советник схватился за сердце, – ах она, тварь! Я же всё для неё… Предательница! Скажите, а уехали, уехали они вместе?

– Нет-с, сначала барыня, потом Густав Альбертович.

– Я так и думал. Тогда… тогда письмо, которое вы получили, из Мурома, ведь так?

Служитель кивнул головой.

– Не могли бы вы мне его отдать? Я намереваюсь затеять процесс, и это письмо мне весьма поможет в разводе.

– Никак не можем-с, тайна переписки, – ответил портье, но как-то нерешительно, с сомнением в голосе.

– Ну, отдайте, отдайте, пожалуйста! Оно же не заказное, вы же за него не расписывались, и отвечать вам за него не придётся. Мало куда оно могло деться? А я вам дам десять рублей.

– Давайте пятнадцать и письмо ваше.

Мечислав Николаевич расплатился, положил письмо в карман и собрался было уходить, но служащий его остановил:

– Кстати, а Густавом Альбертовичем уже интересовались.

– Кто? Когда?

Портье заявил уже без всяких экивоков:

– До двух красненьких добавьте, расскажу.

Кунцевич вытащил из бумажника две рублёвых бумажки.

– Вчера, прямо об эту пору, тоже приходил один барин, и, также, как и вы сказал, что ищет господина Рютенена, ну я ему про Выборг и сообщил. Супружницей вашей он не интересовался.

– А как он выглядел?

– Высокий брюнет, с усами, такими, знаете ли, хорошими усами, ну примерно, как у вас.

Мечислав Николаевич вышел на Тверскую, дошёл до ближайшего трактира, заказал плотный завтрак, ножом для рыбы разрезал конверт, достал лист бумаги и углубился в чтение.

«Здравствуй, милый! Доехала благополучно, поселилась в гостинице, и, видимо, надолго, – по словам аборигенов здешние дороги в ужасном состоянии, так что до имения можно добраться разве что верхом, а ты можешь представить меня верхом на лошади? Не можешь? Вот и я не могу. Сижу в номере, и просижу, наверное, ещё с неделю.