Круг замкнулся
Шрифт:
— А теперь присоединяйтесь, капитан, — говорила жена Робертсена, — похлебайте с нами горохового супа.
Бродерсен отнюдь не возражал: он таким манером экономил крону на обед. Да вдобавок суп был не простой, а из костей копченого мяса, с чабрецом и луком, и полно гороху. А на закуску — трубочка.
Обычно семейство расспрашивало про Абеля. И жена и дочери проявляли к Абелю неизменный интерес, словно у них была при этом какая-то задняя мысль. Но Бродерсен, вместо того чтобы ответить, переводил разговор на другие темы:
— Говорят,
— Да, ужасный, — говорит Робертсен, — хорошо, нас там с вами не было.
— А что, мы, может, и справились бы.
— Не сомневаюсь. Уж я-то достаточно вас знаю.
— Одного не пойму, — говорит Бродерсен, — чего они нынче поднимают столько шума из-за каждого шторма? Кричат и суетятся и рассылают телеграммы по всему свету. Вам ведь тоже доводилось попадать под холодный ветер, верно, штурман?
Робертсен покачивает головой. Они напоминают друг другу про тот случай и про этот.
Подают кофе.
— Благодарствую, — говорит Бродерсен, — но я пришел не затем, чтобы съесть целый обед.
Жена спрашивает про Абеля:
— Он домой не собирается?
— Да нет! — только и отвечает Бродерсен, помотав головой. — А как вам моторка, штурман?
— Вполне. Летит как вихрь. Я ее выкрасил.
— Стало быть, вы довольны?
— Абсолютно.
Робертсен помешан на лодках и не в силах остановиться, когда о них заходит разговор. У каждого свой конек — у кого лодки, у кого почтовые марки.
— Толковый парень этот Абель, — говорит он. — В ней восемнадцать футов длины, а мотор на три лошадиные силы…
Робертсен еще не договорил до конца, но жена перебивает его:
— Капитан, вы мне так и не ответили про Абеля. Он вам не пишет?
— Как не писать, по письму из каждой страны на карте. Но вот штурман Робертсен и я, мы знаем, чего хотим, и твердо этого держимся.
Робертсен:
— Абель, ваш сын… Как подумаю, что две лошадиные силы — это слишком мало, а четыре слишком много при таких размерах, но Абель это знал…
— Да будет тебе, — перебивает жена. — Он из каждой страны вам пишет? Значит, он много разъезжает?
Бродерсен, коротко:
— Да.
На сей раз Робертсен укрощен и вступает:
— Да, он приглядывается, тут ничего не скажешь. Последний раз он был в крепости, уж можете мне поверить, что только достойных людей допускают ко всяким секретам.
— Да, в крепости, но это было еще в прошлом году. А потом на лесопильне.
— Ох уж этот Абель. Все-то он хочет перепробовать.
— А теперь он переехал в Штаты.
Жена:
— Вы недавно получили письмо?
— Да. В общем-то недавно.
— Но ведь у него все в порядке?
— Какое в порядке, когда он женился.
— Женился? — хором ахают жена и обе дочери.
— Вот удивительно, — говорит Робертсен.
Семейство приходит в себя и продолжает расспросы:
— Значит, у него теперь, наверно, куча денег? А как она выглядит? Он, конечно, прислал вам фото?
Бродерсен
— Он никогда ничего не присылает и ничего не объясняет. Кроме того, что ему надоело мотаться по свету и потому он женился на девушке из южных штатов.
В комнате воцаряется тишина. Тут уж Робертсену надо спасать положение, а потому он продолжает:
— Вот увидите, он подстрелил золотую птичку.
Старый Бродерсен начисто исключает эту возможность, если б так, он послал бы чек старому отцу. Неужели это такое уж чрезмерное требование? Но даже будь у нее миллион, все равно ему бы надо сперва кем-нибудь стать, а не жениться очертя голову. Вы только поглядите на молодого Рибера Карлсена — совсем высоко поднялся, уже стоял в нашей церкви при полном облачении и читал проповедь. Абель ничего не доводит до конца, все меняет и меняет. Интересно, чем он займется, когда приедет сюда со своей мадам? Не машинист, не моряк, корабля ему не получить…
Робертсен осовел, он сидит и зевает:
— Ничего, он еще молодой.
Бродерсен благодарит и хочет уйти.
Мимо окна проезжает целая процессия — ландо, запряженные парой лошадей, — свадебный кортеж. Это что ж такое? Дамы бросаются к окну и восклицают, перебивая друг друга:
— Это Ольга, она сегодня обвенчалась! Ты только погляди, она нарочно поехала обратно другой дорогой, мимо нас, чтоб весь город мог полюбоваться.
Бродерсен словно издалека:
— Ольга?
— Аптекарева Ольга! Она такая своенравная, с тех пор как умерла ее мать, на нее управы нет. Ты только подумай, сначала она обручилась с Рибером Карлсеном, который стал пастором, а потом порвала с ним, когда его направили в Финмарк. Нет, туда Ольга ехать не пожелала! Потом она обручилась с молодым Клеменсом, сыном нотариуса, но он звезд с неба не хватает…
Старый Бродерсен трюхает к дому. Он возмущен Абелем, но его утешает, что он сберег крону на обед. По пути он заходит к своему бакалейщику за провизией и спичками, но его разморило от горохового супа и тянет домой вздремнуть после сытной еды.
— А в городе у нас свадьба, — говорит старый бакалейщик.
— Ну да, ну да, и флаги подняты, и карета запряжена парой, ну прямо как в южных штатах. А помнишь, как у нас с тобой было, Вестман? Мы откладывали свадьбу, пока чего-то не достигли в жизни.
— Да, в этом смысле… да, пожалуй, мы можем сказать про себя…
— А нынешние что делают? Очертя голову женятся в двадцать четыре года, не выучив никакого ремесла, никакой науки, чтоб с нее жить…
— Ну, молодой Клеменс, он сидит юристом в отцовской конторе…
— …И уж конечно на девушке без гроша в кармане.
— Не знаю, о ком ты говоришь, — коротко отвечает бакалейщик. — Аптекарь — человек состоятельный…
— Да кто говорит про аптекаря? Я говорю про Абеля, моего сына. Взял и женился. Ни разума, ни стыда! Ты еще не знаешь Кентукки, она, может, и вовсе негритянка…