Круги Данте
Шрифт:
Бегин рассказывал свою историю с удовольствием, что только усилило ужас Данте. В другом случае он давно бы уже прервал его, а потом бы ушел отсюда и потерял из виду этого человека, пока на его шее не затянулась бы веревка; но поэт продолжал стоять на месте, стараясь скрыть страх и крепко держаться на ногах. Уже не первый раз Данте чувствовал, как созданный им герой начинает жить в глубине его души: он был паломником, оказавшимся в кругах ада. Без Вергилия, без ободряющего проводника он снова стоял в преисподней, слушая о несчастьях и чудовищности заключенных здесь душ.
– Но тогда вы объединились с дворянами, - сказал поэт.
Его собеседник с интересом посмотрел на него. Несомненно, он задавался вопросом, кто этот человек, который так хорошо знает те события.
– Король Конинк был мудрым человеком, - ответил бегин.
– Он знал, что все будет потеряно без объединения усилий. Если французы хотели быть врагами, тем хуже для них. Так
– В Куртрае из-за своей благородной кавалерии, покорившей целый мир, они называли битву «золотым приглашением», собрав больше пятисот человек. Мы были пешие, только с копьями и годендаками, [52] но с большим желанием драться, чем они и их кони. Король взошел перед нами на повозку, еще там был священник с телом Христовым, [53] он тоже встал на возвышение, чтобы всех видеть. Мы не причащались - каждый положил в рот кусочек земли и молился Богу и Святому Георгию. Если бы нас захватили в плен, то пощады не было бы. Я сам рубил головы годендаком, больше двадцати голов, - уточнил он со злобной гримасой.
– И даже не согрелся. Я никогда не забуду этот день: день Святого Бенедикта, одиннадцатое июля 1302 года… Этой ночью мы очистили нашу землю от французов, их знамена развернулись, они убегали, сверкая задами своих лошадей. Такое не под силу надменным флорентийцам, - заявил он, вызывающе глядя на Данте.
52
Большая и узловатая палка с острой железной верхушкой. Название дословно переводится как ироническое «добрый день».
53
Речь идет о христианском таинстве причащения (вкушении хлеба и вина - тела и крови Христа).
Этот фальшивый бегин был не более чем жестокий и грубый человек. Способный, может быть, управлять маленькой группой, но не более того. Его признание не было вызвано гордостью благородного человека, который презрительно выкладывал свою правду и веру в лицо палача. Это было больше похоже на плод тщеславия того, кто уверен в своей безнаказанности.
– Но потом вам пришлось бежать… - заметил Данте, словно хотел свести на нет смысл этих деяний.
– Все всегда заканчивается плохо, - ответил очень серьезно фламандец.
– Предатели плавали в крови, словно дерево в воде. Потом многие из нас потеряли мужество, после того как французы захватили графа Гвидо. Нужно было спасаться… Все к черту.
Он возбужденно покачивался с видом победителя под властью воспоминаний и жуткой тяжестью неудач. Поэт испугался, что печаль и ненависть, которые овладели этим человеком, могут запечатать его уста.
– Почему вы сделались бегинами?
– спросил Данте, стараясь возобновить беседу.
– В нашей стране бегинов и бегардов больше, чем грибов после дождя, - ответил тот, и шутливая улыбка вновь появилась на его губах.
– Хороший способ, чтобы скрыться от преследователей. А еще из-за добрых идей братьев Свободного Духа, - добавил он, произнося с особым ударением последние слова, стараясь поразить такого знающего посетителя, как этот.
– Они учат, что все люди обладают бесконечной моральной свободой, чтобы делать, что хотят, потому что мир вечен и не существует греха или искупления. К черту церковь, святыни, священные тексты! Бог для всех и каждого, без посредничества священников и монахов.
– И вы спустились в Италию, - закончил Данте, который пытался направить разговор в нужное русло.
– Мы перешли через Альпы, как только смогли, с группой бичующихся. [54] Прекрасный спектакль для народа, с крестами, криками, кровавыми спинами. И никто не приближался. Видели бы вы эти испуганные лица!
– сказал он, очевидно наслаждаясь своими воспоминаниями.
– Потом нас приняли ломбардцы из апостольского братства. Тоже без приключений, но их глава был сожжен недавно. Так что мы соединились с группой его преемника… Брата Дольчино из Новары.
54
Бичующиеся (флагелланты) - участники покаянного религиозного движения в Западной Европе в XIII–XV вв. Члены движения бичевали себя, стараясь таким образом подражать жертве Христа.
Глава 49
Узник умышленно сделал театральную паузу, перед тем как назвать это имя. Он улыбался, потому что мгновенная бледность, разлившаяся по лицу его собеседника, означала, что его слова достигли цели. Данте чувствовал глубокий озноб -
В своих речах Дольчино призывал отказаться от церковной иерархии и возвратить церковь к ее истокам - смирению и бедности. Дольчино открыто выступил против всех нищенствующих францисканцев и доминиканцев. Но, кроме того, этот фальшивый брат был настоящим революционером, который проповедовал освобождение человечества от светской власти, он предсказывал общество равных, основанное на отказе от частной собственности, равных правах для мужчин и женщин. Это были такие опасные речи, что его не могли остановить и уничтожить.
– Когда мы присоединились к нему, мы были в Вальзесии; казалось, что все кончится хорошо. Была политическая поддержка, оружие и припасы, - продолжал восхищенно бегин.
– Он казался святым человеком, его поддерживали люди, это правда. Все, что ты делаешь, хорошо. Ничто не грех, мы все настоящие святые, а прогнившая церковь преследует нас, так что справедливо то, что мы защищаемся, применяем насилие. Он говорил нам, что подлинный папа свят, а еще что-то про четвертую эпоху, которая будет последней и скоро настанет. Нам говорили, что настоящий папа - это Дольчино. Я не слишком верю, - добавил он с грубым хохотом, - что он был свят, этот папа, со своей Маргаритой, которая никогда не расставалась с ним. Главное, что следует сделать, - это покончить с церковью, уничтожить папство, священников, монахов… этим мы и занимались.
Дольчино, как многие францисканцы из еретической ветви спиритуалов, принял учение Иоахима Флорского [55] которое Данте хорошо знал. Но Дольчино извратил эти идеи, чтобы сделать их более подходящими к собственной доктрине. В схеме четырех эпох две первые, относящиеся к Ветхому Завету и пришествию Христа, ушли в небытие. В третьей эпохе церковь принялась приумножать свои богатства, скупая земли и разлагаясь. Все это заканчивалось провозглашением новых «апостолов» и призывом истребить папу, духовенство, монахов, нищенствующих и отшельников. Четвертая, новая эпоха, характеризуемая всеобщим миром, должна была породить по-настоящему святого понтифика, ангелоподобного папу, о котором говорил Иоахим Флорский. Это было место, которое Дольчино присмотрел для себя. В остальном из-за преследования дьявольской церкви было необходимо жить скрытно, но бороться за искоренение зла.
55
Иоахим Флорский (1132–1202) - итальянский цистерцианский монах, яркий мыслитель философско-мистического склада. Его учение о наступлении Третьего завета, связанного с господством монашества, было осуждено католическими Соборами.
– Когда нас настигала инквизиция, - продолжал говорить преступник, - мы, апостолы, искали свою гору Сион, так говорил Дольчино, надеясь найти ее между Новарой и Верчелли, в Паред Кальва, диком, труднопроходимом месте. Что будет дальше, мы не знали. У нас было легкое вооружение, маленький отряд. К концу лета мы пришли на место. Инквизиторам было с нами не справиться, мы чувствовали себя еще сильнее. Мы выдерживали атаки собак наемников, которых послал епископ Авогадро. Это был настоящий крестовый поход, да… Они осаждали нас до наступления зимы. Они не смогли победить нас оружием и думали, что смогут сделать это голодом и холодом. Мы тогда спустились в долину, ускользнув от них, и грабили все на своем пути. Мы забирали всю еду в городах, а кто сопротивлялся, тот умирал, вот так, - с ностальгией в глазах рассказывал преступник.
– Наступила ужасная зима, каждый новый день был холоднее предыдущего, мороз не спадал. Замерзла вода в ручьях, подход к долине стал невозможен из-за снега и льда. Слабые болели и умирали. Еды совсем не осталось - ни собачины, ни конины, не было никаких животных в Паред Кальва. От нас остались кожа да кости, мы разрывали снег и искали корни, траву, листья… Мы даже стали есть мертвецов, - произнес он с дьявольской улыбкой.