Круги по воде. Черная моль
Шрифт:
Черкасов принялся читать дальше, держа бумагу около глаз.
— Вот ещё, — через минуту сказал он. — Я не могу так категорически утверждать, что проекта нашего завода не было.
— Но вы же видели, что работа шла по эскизам?
— Эскизы видел, а проекта не видел, — упрямо покачал головой Черкасов. — Чего не видел, того не могу утверждать. Это уж элементарно, как вы понимаете.
— Та–ак. Значит, напишем, что проекта вы не видели. Это будет уже точно?
— Пожалуй. Хотя все–таки лучше выразиться так: по правилам проект должен был иметься, но я лично видел только эскизы.
— Насчёт
— В некотором смысле, конечно.
— Предположения нам не нужны. Запишем факты: проекта вы не видели, а эскизы видели. Не возражаете?
— Ну, пожалуй, — неуверенно произнёс Черкасов.
— Вы в чем–то сомневаетесь?
— Нет, нет…
Игорь ещё раз исправил протокол.
«Это просто счастье, что Виталий с ним не встретился, — подумал он. — Представляю себе, что было бы».
Когда Черкасов, наконец, подписал последний лист протокола, Игорь как бы между прочим спросил:
— Кстати, Пётр Андреевич, у вас, кажется, есть дома пишущая машинка?
— Да, — тревожно ответил Черкасов. — Но я полагаю, это не криминал?
— Ну что вы, — Игорь заставил себя улыбнуться. — Просто хотелось бы узнать, не давали ли вы её кому–нибудь. Не помните?
— Нет. Хотя… позвольте, позвольте… — Черкасов провёл рукой по лбу. — Кому–то я её, помнится, давал…
— Хотелось бы знать.
— Извольте, — не очень охотно согласился Черкасов. — Постараюсь припомнить. Если удастся, я вам вечерком позвоню.
На том и договорились.
Черкасов, церемонно распрощавшись, ушёл. Руки ему Игорь не подал, и Черкасов инстинктивно не протянул свою.
«Что ж, — подумал Игорь, расхаживая по кабинету, — все–таки мучился я с тобой, кажется, не зря». Главное обвинение против Лучинина выглядело теперь более чем сомнительно.
Да и сам Черкасов. Он неискренен и завистлив. И наверное, завидовал Лучинину. Правда, он трус. И сам ничего не предпримет. Но подтолкнуть другого… И дать машинку… Кому же он её дал? Интересно, решится он это «вспомнить» или нет.
…Черкасов позвонил не «вечерком» а ровно через час.
— Вспомнил, — торжествующе сообщил он, словно это должно было послужить компенсацией за его по ведение в кабинете у Игоря. — Одному человеку давал.
— Кому же? — едва сдерживая нетерпение, спросил Игорь, локтем придвигая к себе бумагу. «Неужели Носову?» — мелькнуло у него в голове.
— Это, видите ли, Слава Небогов. В редакции газеты работает. И больше никому. Право слово, никому!
Последние слова прозвучали, пожалуй, не вполне искренне.
«Вот тебе и раз, — удивлённо подумал Игорь. — Кто же это такой Слава Небогов?»
Утро застало Виталия за городом, на раскалённом, обдуваемом ветром Свирском шоссе.
Серая и узкая асфальтовая лента, на которой, словно лишаи, проступали то тут, то там зернистые и неровные круги булыжника, вилась среди бесконечных полей, где волновалось под порывами ветра золотистое море ржи или вдруг изумрудным пушистым ковром расстилались посевы овса и гречихи. Дорога то неутомимо взбиралась вверх, то вдруг долго шла под уклон, на миг ныряя в прохладную тень перелесков и снова окунаясь в душный жар полей.
Изредка в сторону от шоссе уползали в поле пыльные просёлки.
Тогда Виталий приказывал остановить машину,
Углов был чрезвычайно доволен поручением сопровождать «товарища из Москвы», хотя внешне это выражалось лишь в особой на первых порах молчаливости и поистине солдатской чёткости и лаконичности ответов на вопросы Виталия. Сам он вопросы задавать не осмеливался. Впрочем, долго находиться с Виталием в таких отношениях было невозможно. И спустя час или два с загорелого, обветренного лица Углова уже не сходила широкая улыбка, а сам он не сводил восхищённых глаз со своего нового знакомого.
Очередной раз выбравшись из машины, Виталий деловито обследовал уходящий в сторону просёлок, выискивая следы машин и подвод.
— Куда ведёт? — спросил он Углова.
— В Буяновку, товарищ старший лейтенант.
— Он сюда свернуть не мог, как полагаешь?
— Так точно.
— Ну, тронулись тогда. Деревня скоро будет?
— Так точно. Одиннадцать километров. Пожарово.
— Ну и район! Буяновка, Пожарово…
— Не–е, у нас тихо, — засмеялся. Углов.
— Ну, значит, предки отличились.
Шоссе все круче и круче поползло вверх. За высоким взгорком уже ничего не было видно, лишь белые и лёгкие, как клочья ваты, облака лениво выплывали из–за него в голубое, пронизанное солнцем марево.
— Река сейчас будет, — сказал Углов со вздохом. — Бугра.
Машина взбиралась тяжело, с глухими перебоями, рыча на второй передаче. А когда наконец она очутилась на самом гребне и шоссе стало падать вниз, Виталий даже охнул от восхищения.
Внизу тихо катилась среди кустов, жёлтых отмелей и серебристых ив неширокая, заросшая местами камышом и лилиями красавица река, нежно переливаясь на солнце бело–синими перламутровыми волнами. На другой её стороне леса уходили до самого горизонта, пенясь и клубясь, как море, всеми оттенками зеленого цвета: от ярко–изумрудных, весёлых молодых берёз до тёмных, почти чёрных крон елей. А к обрывистому берегу, подступали стройные золотисто–бронзовые сосны, словно передовые шеренги воинов в боевых рыцарских доспехах и зелёных шишках на голове.
Серая лента дороги торопливо сбегала к реке и, словно умиротворённая, сворачивала вдоль высокого берега, ровно стелясь по зеленому лугу.
— Ну, братцы, и красота же у вас тут, — зачарованно произнёс Виталий.
Через некоторое время внизу, у самой реки, неожиданно возникла среди кустов и деревьев небольшая поляна. На ней ярко пылал костёр, возле которого суетились три женщины в коротких штанах и пёстрых кофточках. Над костром висели чёрные, закопчённые котелки. Невдалеке виднелся импровизированный стол — две доски на стянутых проволокой кольях, а по бокам его скамьи из длинных неровных жердей. На краю поляны сквозь зелень кустов просвечивали ярко–жёлтые палатки. А у самой воды стояла высокая самодельная мачта, на верхушке которой полоскался странный чёрный флаг с длинным разрезом посередине. Возле мачты, около вытащенной на берег байдарки, возились двое загорелых мужчин в плавках и два мальчугана, тоже в плавках и белых панамах.