Круглые кубики
Шрифт:
– Андрей, Алешка-то живой?
– Живой. Бонк его спас.
Больше он в тот день ничего не сказал. Вдруг собрался, покидал в багажник весь товар и уехал, не попрощавшись.
Позже мы узнали, что же произошло. Алеша впервые поехал один, без напарника, и впервые взял с собой навязавшегося Антона Афанасьевича.
Из-за него все и случилось.
Хлипкий, узкоплечий человек с бородкой клинышком и седыми аккуратными бакенбардами, он буквально провоцировал агрессию.
Вот этими вот своими очочками, дужки которых были обернуты лейкопластырем, чтоб не терло за ушами,
Как-то сборщик дани с гоготом выбил у него из рук книгу. Кажется, на тот момент это был Ходасевич…
Антон Афанасьевич буквально притягивал негатив и хамские выпады. Старенькой шариковой ручкой, заклеенной посередине обычной синей изолентой. Супчиком в термосе, который каждый раз давала ему с собой жена. Раздражал, бесил. Потому что дико не вписывался в грязноватый рыночный антураж, потому что был выпукло, вызывающе интеллигентен. Такими, наверное, изображали «интеллигентишек» на агитационных плакатах 20-х годов.
Филолог вынужден был стоять на рынке. По-другому было просто не выжить. Очень тяжело болела мама. В больницу просили приходить со своими бинтами, клеенками, шприцами и ампулами. А на кафедре платили столько, что хватало ровно на два похода в аптеку. Короче, обычная жизнь. Ничего выдающегося, героического. И романтического тоже ничего. Жизнь. Просто жизнь.
Антон Афанасьевич долго собирался в этот свой первый заграничный вояж. Серьезно готовился, обдумывал будущий ассортимент, любовно выбирал книжки, которые возьмет с собой в дорогу. А потом…
Гопники налетели на автобус с челноками в четыре утра. В непролазной тьме дорогу перегородила иномарка с заляпанными грязью номерами. Вторая подъехала сзади. Бандиты влетели в автобус. Один аккуратно зафиксировал водителя, четверо рассыпались по салону. Привыкшие ко всему торговцы понуро начали выворачивать карманы.
Антон Афанасьевич, прикорнувший в тепле, спросонья не понял, что происходит. А поняв, заголосил, мол: «Ребята, да побойтесь бога! Да сейчас милиция приедет. Да как вы смеете! Да будьте же людьми, здесь же женщины. Да что же вы за нелюди!»
Такие слова из уст вшивого интеллигентишки – это прямо-таки плевок в настоящую пацанскую душу. И один «бычок» аккуратненько так приподнял Афанасьевича над сиденьем с целью привести в чувство раз и навсегда.
В руке у него что-то сверкнуло. «Что-то» могло быть чем угодно, но Афанасьевич предположил, что это оружие. И закричал. Никто, естественно, не вступился. И тут сидевший рядом Алеша, отшвырнув хлипкого филолога, кинулся на «быка».
Из оружия у Алеши был с собой только незабвенный учебник Бонк, который он традиционно читал на сон грядущий.
– Я всегда читаю новые слова на ночь. Несколько раз вечером и еще раз прямо перед сном. Утром проснулся – и все помнишь! – охотно объяснял он всем желающим свой метод изучения лексики.
Учебник и спас ему жизнь. Нож лишь слегка зацепил мягкие ткани. Крови было много, но опасности для жизни никакой…
О том, как братки спешно уходили, как челноки везли окровавленного Алешу до ближайшей
– Вспомнил, что я все же офицер. Рыночный офицер… Нонсенс, конечно. Торгаш по собственному желанию.
Через три недели Алеша как ни в чем не бывало стоял на рынке. В руках у него был все тот же Бонк. Только уже второй том. А Антон Афанасьевич с тех пор привозил с собой два термоса. Жена собирала обед не только своему незадачливому кормильцу, но и его спасителю.
Глава 11
Гришка-Пилигрим
После той истории наши с Алешей пути достаточно быстро разошлись. Мы уехали из страны, и контакт был утрачен. Пересеклись мы много позже, уже в Германии, при совершенно удивительных обстоятельствах, лишь подтверждающих тот факт, что всякий человек встречается на нашем жизненном пути минимум дважды.
Алеша таки выучил английский и уехал в Канаду, где устроился работать простым водителем и через какое-то время поступил в университет – на юридический. Я же тоже решила получать второе высшее образование, и тоже юридическое, только в Германии. И вот в наш город по обмену приехали студенты-юристы из Канады. И среди них Алеша! Вот радости-то было. Мы тогда всю ночь просидели на нашей маленькой кухоньке за воспоминаниями, довольные тем, что нас не сломили ни 90-е, ни иммиграция. А ведь еще неизвестно, что пережить сложнее.
Впрочем, таких как Алеша и Антон Афанасьевич – не готовых прогибаться под существующие обстоятельства и пытающихся любой ценой выжить, оставаясь при этом людьми, на моем пути было очень много. В иммиграции это видно особенно хорошо. Тот недолгий, но очень интенсивный рыночный опыт, точнее происходившее вокруг в те годы, собственно, и натолкнул нашу семью на мысли об отъезде. Непосредственному отъезду предшествовала страшная история с кражей у нас нескольких партий дорогущей немецкой обуви. Папа был на волосок от инфаркта, и решение бежать от беспредела было принято скорее импульсивно, чем рассудочно. Ну а в том, что украденные ботинки и сапоги были немецкого производства, мы усмотрели некий знак судьбы и решили ориентироваться на Германию.
В те годы из страны бежали все, кто имел хоть малейшую возможность. Первым уехал, как ни странно, Витька. Точнее, родители нашли возможность выпихнуть его из опасной, голодной, полу-бандитской Москвы. На тот момент еще несовершеннолетний, брат выезжал по одной из многочисленных программ школьного обмена в Англию. Жил в семье, учился в английской школе. По идее, после окончания он должен был вернуться назад в Москву. Но тут и нам удалось вырваться – чудом появилась возможность выехать в Германию. И возвращаться Виктору было уже некуда. Въехать легально в Германию тоже не было возможности. Оставалось одно – всеми правдами и неправдами добиваться студенческого статуса.