Кругосветка
Шрифт:
— Я видела у чиновницы, у вашей хозяйки, ужасно маленькие чашки, к ним блюдца синие с золотом, — поддержала меня и Маша, лукаво улыбаясь.
— Вот видите, блюдца бывают разные, а монеты все одного размера, — сказал я. — Разрешите продолжать рассказ…
— А ездил Батёк в гости за океан? — поинтересовался Стенька с той улицы.
— Как же… Только это долгая история… Глядите, скоро уж Ширчок.
— Ничего, расскажите хоть начало, а доскажет потом.
— Ну, чур, меня больше не перебивать… Положил Батёк монету с чайное блюдце в карман плисовых шаровар. Штаны широкие, а карман узенький. Едва влезла монета в карман. Попытал назад —
— Ах! — воскликнула Маша и, высунув руки из-под пешковской хламиды, хлопнула в ладоши. — Достанется монета травкиной супруге!
— Нет, монета цела, у матери Батька в сундук хранится… Не перебивайте. Пошли певцы в боковушку за эстрадой в свое барахло обряжаться. А супруга Травкина уже дожидается: узлы вязать. Попробовал Батёк, а монету никак вынуть из штанов не может… Тут явилась у него блестящая идея: «Как, — подумал он, — монета, значит, достанется хозяйке?.. А сам я босой, в рваных штанах в гости должен ехать? Неприлично!» И пустился наш Батёк наутек. Как был: в сапогах с медными подковками, в бархатной безрукавке, в шароварах с позументом, в канаусовой рубашке с золотыми пуговками, а в кармане монета с большое чайное блюдце! По лестнице из трактира — вон! Да с базара — вниз по Панской.
— А я знаю, куда он побег, — похвастался Вася Шихобалов.
— Куда? Откуда ты можешь знать?
— Да ведь приезжий-то ему ясно дал знать: садись хоть нынче на любой пароход…
— Верно! Ох, и догадливый ты, Вася!.. Батёк с Панской прямо на берег, к Зевекинской конторке пароходов. Пароход «Миссисипи» дал уже третий свисток — отправляется вверх по Волге прямым рейсом за океан. Река Миссисипи — это подтвердит вам и Пешков — впадает в Волгу слева, повыше Костромы.
Все ребята, кроме Маши Цыганочки, дружно захохотали. Смех этот имел очевидную цель показать, что они все хорошо знают географию и что Миссисипи в Волгу не впадает.
Я умолк и надулся. Маша Цыганочка серьезно возразила:
— Нет, это был не «Миссисипи». Он за океан не ходит. Батёк на «Флориду» сел. Он мне сам говорил.
— Мне тоже сдается, — подтвердил Пешков, — что ты, Преподобный, запамятовал. Батёк отправился за океан именно на «Флориде».
— Пусть будет «Флорида»… Она уже отдала чалки. Батёк не растерялся, ударил с разбегу каблуками — гоп, сделал сальто-мортале…
— Ах! — испугалась Маша и закрыла двумя ложками глаза.
— Ничего… не бойся!.. Батёк как ни в чем не бывало стал ногами на палубу. Поехал…
— Поехал?.. И котелок с ним. В чем уху варить будем? — спросил Абзац.
— Да-а, жаль, — протянул Пешков печально. — Ну, в крайнем случае мы можем поступить так: выдолбим арбуз и в нем сварим уху. Я неоднократно это делал… Ничего не попишешь, если нет котелка!
Глава пятая
Тут мне пришлось прервать рассказ о том, как Батёк ездил за океан. Перевозный пароход дал короткий свисток — знак лодкам отцепляться. Мы отдали чалку сели в весла и взяли за перевал к Аннаевской косе.
Перевалив на луговую сторону Волги, мы пошли бечевой вдоль косы. Поставили «дерево», то есть мачту, а на ее верхушке продели в кольцо бечеву. Конец бечевы я закрепил на левую утку около себя на корме, чтобы в случае чего отдать бечеву; к тому же натянутая от
— Ладно, — пригрозил Абзац, — устанешь тянуть, сам будешь просить, а я лямку не надену…
— И не подумаю просить, — ответил Козан. Бечева натянулась. Вася, Абзац и Стенька припряглись к Козану и зашагали по заплесу.
Мы с Машей сидели рядом на ближней к корме поперечной скамье. Пешков правил. Все трое думали о Батьке. Маша Цыганочка первая выдала свою думу:
— На сапожки с набором нас сменял!
— Не в сапожках суть, — возразил я. — Он матери побоялся. Она с него шкуру спустит, если его Травкин прогонит. Батёк в воскресенье рубль, а то и три домой приносит. Шутка сказать — в месяц десять целковых!
А она, хоть и кричит басом, «сердечная», работать не может. Батёк пуще всего боится, что она от сердца в одночасье помрет. Она его лупит, а он кричит: «Мамага, не бей меня! Тебе вредно! Пожалей свое сердце!» Не вернись он завтра, она от волнения, пожалуй, помрет… Вот он потому и остался.
— Сильно преувеличено, — сердито возразил Пешков. — Пьет она, это ей вреднее. Все, что ни принесет
Батёк, пропивает.
— А монета? — лукаво спросила Цыганочка. — Монета-то у ней в сундуке?
— Да, монета цела, — уверенно подтвердил я.
— Не в рублях дело, — продолжал Пешков. — Что такое деньги? Прибавь справа два нуля — из рубля станет сотня, три нуля — тысяча. А рубль рублем и остался. Батька не деньги держат, не безрукавка. Хотя, между прочим, и наряд для артиста не пустое дело. Все равно что мундир для генерала… Я мальчишкой увидал в первый раз в цирке клоуна. Левая штанина у него была голубая, правая — желтая, рукава — наоборот: правый — голубой, левый — желтый. На груди вышита черная кошка, на спине — муругий бык. А на голове островерхий колпак. Я как увидел его, тут же решил стать клоуном. Думаю, подожду, когда он выйдет, и попрошу: «Возьмите меня в ученики!» Ждал, ждал на улице у дверей. Не выходит и не выходит. Разные люди выходят, а клоуна нет. Уж и лампы гасят. Я спрашиваю: «Когда же выйдет клоун?» — «А зачем он тебе?» — «Мне надо ему важное слово сказать». — «А ты его знаешь?» — «Ну еще бы, первый друг». — «Как же ты его не признал? Он сейчас мимо тебя прошел». А прошел мимо меня какой-то неприметный человек в черном пальто, на голове котелок, и не взглянул на меня, скучный, угрюмый…
Маша весело рассмеялась:
— Ах, Алексей Максимович, вы обмишурились! Он для того и котелок на голову надел, чтобы не узнали. Увидал — мальчик идет. Дай-ка я его насмешу, вместо шляпы котелок надену!.. А у нас вот и Батька нет и котелка нет.
Цыганочка проговорила это с такой душевностью, что я опешил, да и Пешков не решился ей объяснить, что на голове у клоуна был надет не чугунный котелок, а твердая фетровая шляпа, только напоминающая настоящий котелок, откуда и название.