Круговорот парней в природе
Шрифт:
– А вы говорите – не готовы! – провожая тренирующегося спортсмена одобрительным взглядом, в продолжение прерванного разговора сказал господину Хирото Хакими Ногаи.
Русский сноубордист даже на доске примитивнейшей конструкции умудрился развить такую скорость, которая вполне позволяла претендовать на олимпийскую медаль. С ревом и свистом он пронесся мимо почтительно замерших японских зрителей, с хирургической точностью пропорол зеленую стенку аккурат меж двух близко растущих елочек и скрылся из виду за завесой ветвей и осыпающихся
– По-сто-ро-ни-и-ись! – послышалось сверху.
Японцы дружно, как в танце «Летка-Енка», отпрыгнули со снежной трассы, и по широкому следу, оставленному русским народным сноубордом типа «половая доска-сорокопятка дубовая неструганая», огромными неровными прыжками проскакала молодая особа, хрипящая, как засорившаяся сточная труба. Она бежала с видимым усилием, тяжело припадая на одну ногу, но так мощно и целеустремленно, что даже критично настроенный Мицуи Хирото впечатлился этим ярким примером большого спортивного мужества и не удержался, крикнул:
– Вперед, Россия!
– Да пошел ты! – рявкнула в ответ бегунья, очевидно, призывая болельщика присоединиться к спортивному движению.
Японская группа поддержки приветственно зашумела.
Из-под горы донесся грохочущий звук, ознаменовавший победный финиш русского досочника. Спортсменка, оставшаяся без рекорда, горестно вскрикнула, но с дистанции не сошла и, в прыжке проломив своим телом пышную еловую юбку, скрылась от взглядов восхищенных зрителей под горой.
В наступившей тишине возбужденно всхрюкнул и вывалился из незастегнутого памперса азартный русский поросенок.
– Да-а-а! – уважительно протянул японец – любитель тихой и мирной дыхательной гимнастики. – Вот это, я понимаю, спортивное шоу!
– Да бросьте вы, уж прямо так и шоу! – Мицуи Хирото пришел в себя и вновь сделался язвителен и критичен. – Согласен, техника у этого русского интересная, но вы видели его сноуборд?
– Ну, хорошее снаряжение можно купить, – сказал Хакими Ногаи и радостно потер руки в предвкушении высоких продаж.
– А эта женщина? – не унимался желчный Хирото-сан. – Вы видели, как она хромает? Какая из нее спортсменка?
– Вы забыли, уважаемый? После Олимпийских игр будут соревнования инвалидов! – улыбаясь, напомнил товарищу эрудированный Ногаи-сан.
Из-под горы, слегка приглушенные расстоянием и помятым ельником, доносились эмоциональные крики разнополых гонщиков, по всей видимости, поздравляющих друг друга с завершением спортивного состязания.
– Ну, Вася, давай на посошок! – Мишка потер ладони и потянулся к стопке.
Ласточкин терпеливо дождался падения в рюмку последней самогонной слезы, отставил в сторону пустую бутылку и двинул тост:
– За победу коммунистического труда!
– Над гнилой буржуазией! – Мишка кивнул, опрокинул стопку, поискал глазами, чем закусить, ничего подходящего на столе не нашел и потянулся к засаленной занавеске –
И замер, напряженно моргая в окно, за которым уже стемнело.
– Ты чего, Мишань? – позвал родственника Васька.
– Слышь, Вася? Кажись, там кто-то есть! – прошептал в ответ Мишка и после паузы, полной взволнованного сопения, придушенно захихикал. – Не иначе, снова пришли серенькие воришки-козлишки!
– Неужто пришли, милые? – Ласточкин нехорошо обрадовался, сунулся к окну и старательно повозил рукавом по мутному стеклу. – Ч-черт, ничего не вижу!
– А пойдем, выйдем! – подорвался его энергичный шурин.
– Погоди! – Васька удержал родича за штанину. – Надо подождать, чтобы клей как следует схватился!
Показывая, как должен схватиться клей, он крепко стиснул кулак и вздернул его в пролетарском приветствии:
– Рот фронт!
– Но пасаран! – Мишка ответно взмахнул бугристым кулаком и злорадно хохотнул.
Василий тоже улыбнулся. Так, скалясь и перемигиваясь, они сидели минут пять.
– Пора, – решил наконец Ласточкин и дал команду к выступлению.
Шустрый молодой шурин опередил его в дверях и первым выскочил во двор.
– Не гони, Мишаня! – окоротил родственника Василий. – Смотри, сам в суперклей не вляпайся!
– Да я помню, где мы его разлили! – отмахнулся шурин.
Мишка с пьяной уверенностью прошагал по гребню земляного отвала вдоль канавы, пару лет назад вырытой Ласточкиным с целью, которую он успел позабыть. Василий в темноте потерял было шурина из виду, но услышал расстроенный голос:
– Вот гадство! Никак ушли!
Подсвечивая себе ручным фонариком, Ласточкин подошел ближе, огляделся и возмущенно всплеснул руками:
– Вот ведь козлы! Мишка! Ты прикинь: они дверь сперли!
– Какую дверь? – не понял шурин.
– Да отличную деревянную дверь от теть– Надиного курятника!
– Ты чего, Вась? Тетка Надежда уж пять лет как померла! – напомнил Мишка. – И курятник ее какие-то сволочи по досочке растащили.
– Сам ты сволочь, – огрызнулся Василий. – Растащили! Не растащили, а разобрали на стройматериалы. А чего добру пропадать? Эх, ма… Такая хорошая дверь была, ее бы рубаночком фугануть, наждачкой освежить, эмалькой покрасить – и сто лет еще служила бы, если бы не козлы эти, гады, ворюги!
– Ты, Вась, не горюй, – посочувствовал родичу Мишка. – Мы, Вась, этого так не оставим. У нас терпение не беспредельное.
– Ясное дело, не оставим! – набычился Ласточкин, предел долготерпения которого наступал обычно в тот самый момент, когда обнажалось дно водочной бутылки.
– Все, конец козликам! – убежденно прошептал Мишка. – Допрыгались!
Глава 11
– Боря, я тебя не понимаю! – укоризненно сказала тетя Римма. – В твои годы, Боря, пора жить спокойно. Когда ты уже приедешь к нам на Святую Землю?