Крупская

Млечин Леонид Михайлович

Климент Ефремович отплясывал гопака или же, пригласив партнершу для своего коронного номера — польки, танцевал ее с чувством, толком, расстановкой. А. А. Жданов пел под собственный аккомпанемент на рояле. Пел и Иосиф Виссарионович. Были у И. В. любимые пластинки с любимыми ариями из опер и песнями. Особенно ему нравилось смешное».

Обедали, выпивали. Все пришли с женами. Вечеринка затянулась, веселились до упаду, много выпили. Сталин пребывал в превосходном настроении, чему способствовало не только привезенное с Кавказа красное вино, но и приятное общество.

Потом утверждали, что Сталин

вроде бы уделил особое внимание жене одного из военачальников. Это не прошло незамеченным для окружающих, прежде всего для Аллилуевой. Обычно скупая в эмоциях и даже несколько суховатая, Надежда Сергеевна не могла сдержать своих чувств. Разгоряченный вином и самой атмосферой удавшейся вечеринки, Сталин не придал значения ревности жены. Увидев, что она недовольна, бросил ей в тарелку корку от апельсина и в своей грубоватой манере обратился к ней:

— Эй, ты!

Аллилуева вспылила:

— Я тебе не «эй ты»! — И вышла из комнаты.

За ней последовала Полина Семеновна Жемчужина, жена Молотова. Аллилуева и Жемчужина долго вдвоем гуляли по осеннему Кремлю. При Сталине он был закрыт для посещения. Никого, кроме охраны, там не было.

Жемчужина расскажет потом, что Надежда жаловалась на мужа. Она ревновала Сталина и считала, что у нее есть для этого основания. Дочери вождя Светлане Полина Семеновна впоследствии говорила:

— Твой отец был груб, ей было с ним трудно — это все знали; но ведь они прожили уже немало лет вместе, были дети, дом, семья, Надю все так любили… Кто бы мог подумать! Конечно, это не был идеальный брак, но бывает ли он вообще?

Во время прогулки Аллилуева вроде бы успокоилась и пошла домой. О том, что произошло позже, можно только догадываться. Сталин и Аллилуева спали в разных комнатах. Она у себя. Он — в кабинете или в небольшой комнате с телефоном возле столовой. Там он и лег в ту ночь после банкета. В те роковые часы, часы отчаяния, тоски, сжигавшей ее ревности, Надежда Сергеевна осталась совсем одна.

Если бы Сталин, вернувшись, зашел объясниться или вообще посмотреть, как там жена, она, возможно, осталась бы жива. А он вернулся от Ворошилова в прекрасном настроении и, надо полагать, не хотел его портить неприятными объяснениями с женой. Утром Надежду пришла будить экономка и обнаружила ее мертвой.

Писательница Галина Серебрякова вспоминала: «Скромность Надежды Сергеевны Аллилуевой граничила с застенчивостью, сдержанность и внешнее спокойствие сопутствовали ей всюду. Красота ее была не броской, а строгой и классически совершенной. Знакомый нам по древнегреческим фрескам точеный нос, высокая шея, большие карие глаза. Смотрела она прямо, подолгу не опуская густых ресниц, редко смеялась, умела молчать и слушать и, несмотря на отрочески худенькую фигуру и по-детски сжатые плечи, казалась физически крепкой…

Не только к Владимиру Ильичу, но и к Крупской была она горячо привязана. Долгое время Аллилуева даже одевалась так же, как и Надежда Константиновна, предпочитая темный шерстяной сарафан и белую простенькую блузочку всем иным нарядам. Помню, весной — в Мухалатке — Надя часто повязывалась пуховым платком крест-накрест, поверх кофты, так же, как это любила делать Надежда Константиновна…»

Крупская тяжело переживала смерть молодой Аллилуевой. 16 ноября 1932

года «Правда» поместила личное письмо Надежды Константиновны Сталину. Вдова обращалась к вдовцу: «Дорогой Иосиф Виссарионович, эти дни всё думается о Вас и хочется пожать Вам руку. Тяжело терять близкого человека. Мне вспоминается пара разговоров с Вами в кабинете Ильича во время его болезни. Они мне тогда придали мужества. Еще раз жму руку».

Она сильно лукавила, чтобы сделать приятное Сталину. Публичное выражение сочувствия не спасло ее от постоянного недовольства вождя. Вдовец по-прежнему испытывал к вдове Ленина плохо скрываемую антипатию. Но не мог отказать Крупской в том, что ей полагалось по номенклатурным правилам.

«Внешне, — вспоминал Лев Троцкий, — ей оказывались знаки уважения, вернее, полупочета. Но внутри аппарата ее систематически компрометировали, чернили, унижали, а в рядах комсомола о ней распространялись самые нелепые и грубые сплетни. Что оставалось делать несчастной, раздавленной женщине? Абсолютно изолированная, с тяжелым камнем на сердце, неуверенная, в тисках болезни, она доживала тяжелую жизнь».

Седьмого марта 1933 года Крупская в числе других видных женщин-партиек была награждена орденом Ленина — «За выдающуюся самоотверженную работу в области коммунистического просвещения работниц и крестьянок».

Мария Ильинична Ульянова побывала в Татарии на слете колхозников-ударников. Там ей передали для Надежды Константиновны испеченный ими пироге надписью: «Н. К. Крупской. Национальный по форме, зажиточный по содержанию».

Приближался ее юбилей. Общество старых большевиков решило отпраздновать 28 февраля 1934 года 65-летие Крупской. Но она заявила, что возражает против всяких юбилеев. Когда Крупскую спросили, как ей понравилась книжка Людмилы Сталь о ней (Людмила Николаевна Сталь прежде работала в женотделе ЦК, потом стала заместителем председателя Всероссийского общества «Долой неграмотность»), Надежда Константиновна ответила:

— Неприятно читать свой собственный некролог.

Партийный работник Татьяна Федоровна Людвинская предложила действовать через старую подругу Крупской Зинаиду Павловну Невзорову-Кржижановскую. Но и у Зинаиды Павловны ничего не получилось. Она ответила:

«Дорогой товарищ Людвинская!

Говорила с Надеждой Константиновной, но, как и ожидала, она всеми силами протестует против празднования юбилея, желает уехать в Ленинград, спасаться. Говорит: “Пусть имеют терпение подождать до 75-летнего юбилея!” Как это Вам кажется?! Я лично ничего не могу с ней поделать, хотя и старалась ей выявить общественную сторону этого юбилея. Может быть, кто-то лучше сумеет к ней подойти? Или, может быть, надо было начать с переговоров с ЦК? А не с ней?»

Всё-таки Крупскую уговорили. Торжественный вечер организовали в Обществе старых большевиков, располагавшемся в переулке Стопани, где потом устроили Дом пионеров Бауманского района. Открыл вечер Емельян Ярославский. Поздравить Надежду Константиновну приехал болгарский коммунист и член Исполкома Коминтерна Георгий Димитров. Он руководил берлинским бюро Коминтерна. В 1933 году нацисты обвинили его в поджоге рейхстага вместе с двумя другими видными деятелями болгарской компартии — Благоем Поповым и Василом Таневым.