Крушение
Шрифт:
Осенние лучи полуденного солнца освещали лицо девушки. Голова ее была непокрыта, перевязанные красной лентой волосы откинуты за спину. Мериносовое, шафранного цвета сари плотно облегало девичью фигурку.
За последнее время у Ромеша сохранилось лишь смутное воспоминание о красоте Комолы. Теперь же, став еще более яркой, красота эта внезапно поразила его. К этому он совсем не был подготовлен.
— Сядь, Комола, — сказал он.
Комола послушно опустилась в кресло.
— Ну как твои занятия
— Хорошо, — коротко ответила девушка.
Ромеш усиленно думал, о чем бы еще расспросить ее, наконец, осененный неожиданной идеей, проговорил:
— Ты, наверно, голодна? Здесь для тебя все приготовлено. Хочешь, я прикажу принести тебе что-нибудь?
— Нет, я закусила перед отъездом.
— Так ничего и не поешь? Может, хочешь сладкого? У меня есть фрукты — яблоки, гранаты, груши.
Комола только молча покачала головой.
Ромеш еще раз поглядел на нее. Чуть склонив голову набок, девушка рассматривала картинки в английском учебнике.
Красивое лицо, словно золотая волшебная палочка, вызывает к жизни и ту красоту, которая таится во всем, что его окружает. Лицо Комолы как бы вдохнуло жизнь и в прыгающий лучик осеннего солнца и в этот сентябрьский день, заставив его принять определенные контуры и очертания. Подобно тому как любой центр управляет тем, что сосредоточено поблизости от него, так, казалось, и эта девушка увлекала в сферу своего влияния и небо, и ветер, и свет — все, что было вокруг, хотя сама она совершенно не подозревала об этом и лишь молча рассматривала картинки в своем учебнике.
Ромеш поспешно вышел и тотчас вернулся, неся на подносе груши, яблоки и гранаты.
— Ты, как видно, не хочешь есть, Комола, но зато я проголодался и больше ждать не намерен, — сказал он.
Комола в ответ слегка улыбнулась, и свет этой неожиданной улыбки рассеял в их сердцах туман отчужденности.
Вооружившись ножом, Ромеш начал чистить яблоко. Но у него не было навыка к хозяйственным занятиям, и Комоле стало до такой степени смешно смотреть на его торопливость и неуклюжие попытки справиться с яблоком, что она, наконец, не выдержала и звонко рассмеялась.
Обрадованный взрывом веселья, Ромеш заметил:
— Ты, кажется, изволишь потешаться над тем, что я не умею обращаться с фруктами? В таком случае очисти их сама, а я погляжу, насколько ты сильна в этом искусстве!
— Если бы под рукой был фруктовый нож, я бы это сделала, а таким не могу, — ответила Комола.
— Неужели ты думаешь, что здесь не найдется чего-нибудь в этом роде? — рассмеялся Ромеш и, крикнув слугу, спросил, есть ли у них фруктовый нож.
— Есть, — ответил тот.
— Почисти его хорошенько и принеси сюда.
Когда требуемая вещь была найдена, Комола сбросила туфли, села на пол и, раскрыв нож, весело и ловко сначала освободила плод
— А ты-то будешь есть? — обратился он к девушке.
— Нет, — ответила она.
— Ну, тогда и я не буду.
Комола подняла на него глаза.
— Хорошо, только сначала ешь ты, а уже потом я.
— А ты не обманешь?
— Честное слово, не обману, — с серьезным видом пообещала Комола.
Успокоенный этим искренним заверением, Ромеш взял одну дольку.
Но его трапеза была прервана самым неожиданным образом. В дверях, прямо перед ним, стояли Окхой и Джогендро.
— Просим нас извинить, Ромеш, — сказал Окхой. — Мы полагали застать вас здесь одного. Нам с тобой, Джоген, не следовало так внезапно, без предупреждения, вторгаться к нему. Давай сойдем вниз и подождем там.
Комола бросила нож и поспешно вскочила, метнувшись к двери. Но путь загораживали два незнакомца. Джогендро слегка посторонился, давая ей пройти, но и не подумал отвернуться, а, наоборот, внимательно разглядывал ее.
Испуганная Комола выбежала в соседнюю комнату.
Глава девятнадцатая
— Кто эта девушка? — обратился Джогендро к Ромешу.
— Одна моя родственница.
— Так как она явно не принадлежит к твоим старшим родичам, хочу надеяться, что вас связывают не узы любви? Ты мне рассказывал о всех своих близких, но об этой девушке я еще ни разу не слыхал.
Тут вмешался Окхой:
— Ты не прав, Джоген. Неужели человек не может иметь тайну, которой не хочет делиться даже с друзьями?
— Разве у тебя действительно есть такая тайна, Ромеш? — спросил Джогендро.
— Да, есть, — весь вспыхнув, ответил Ромеш. — И вообще я не желаю говорить с вами об этой девушке.
— Да я-то, к несчастью, испытываю сильное желание поговорить о ней, — настаивал Джогендро. — Если бы ты не делал предложения Хем, поверь, никто не стал бы расследовать, с кем завязываются у тебя родственные отношения. Тогда скрывай, что хочешь, дело твое.
— Могу сказать вам только одно, — заявил Ромеш. — Нет никого в целом свете, с кем бы меня связывали отношения, способные служить препятствием к моему браку с Хемнолини.
— Для тебя это, может быть, и так, — возразил Джогендро, — но родственники Хемнолини вправе усмотреть здесь весьма основательные препятствия. Мне лишь хочется тебя спросить, для чего вообще держать в тайне свои родственные связи, каковы бы они ни были?
— Назвать сейчас причину значило бы раскрыть тайну, — ответил Ромеш. — Ведь ты знаешь меня с детства, прошу тебя, не выпытывай мотивов моего поведения, просто поверь мне на слово.