Крушение
Шрифт:
— Нет. А что такое? — испуганно воскликнул тот.
— Вчера Ромеш с женой отправился гойялондским поездом на родину, но, увидев, что в тот же поезд садится Окхой, сбежал обратно в Калькутту.
Рука разливавшей чай Хемнолини дрогнула, чай расплескался, девушка опустилась в кресло.
Искоса взглянув на сестру, Джогендро продолжал:
— Не понимаю, зачем ему понадобилось бежать? Для Окхоя ведь и раньше все было достаточно очевидно. Прежнее поведение Ромеша уже само по себе нельзя назвать красивым, но такая трусость — желание скрыться с поспешностью вора — кажется мне особенно отвратительной! Не
Вся дрожа, Хемнолини поднялась с кресла.
— Я не ищу никаких доказательств, дада! Хотите его судить — дело ваше… А я ему не судья, — сказала она.
— Может ли быть для нас безразличен человек, за которого ты собираешься замуж? — заметил Джогендро.
— К чемутеперь говорить о свадьбе! Вы стремитесь ей помешать, ну и мешайте, если вам так угодно, но не прилагайте напрасных усилий изменить мое собственное решение.
Тут силы изменили девушке, и она разрыдалась. Оннода-бабу поспешно вскочил и, прижав к груди ее залитое слезами лицо, проговорил:
— Пойдем наверх, Хем!..
Глава двадцать третья
Пароход отчалил. В первых двух классах пассажиров не было вовсе, и Ромеш приготовил в одной из кают постель для себя. Утром Комола, выпив молока, раскрыла настежь свою дверь и залюбовалась рекой и проплывающими мимо берегами.
— Знаешь, куда мы едем, Комола? — спросил Ромеш.
— К тебе на родину.
— Но ведь тебе не нравится деревня, вот мы туда и не поедем.
— Ты ради меня раздумал ехать в деревню?
— Конечно, исключительно ради тебя.
— Зачем ты это сделал? — серьезно сказала она. — Мало ли что могу я наболтать, а ты и будешь все принимать всерьез! Из-за таких пустяков и уже обиделся.
— Я и не думал обижаться, — засмеялся Ромеш. — Мне самому не хочется ехать в деревню.
— Куда же мы в таком случае направляемся? — с любопытством спросила Комола.
— На запад.
Услышав про «запад», Комола широко раскрыла глаза.
Запад!.. Чего только не представляется при этом слове человеку, никогда не покидавшему свой дом!
На западе — святые места, целительный климат, красивые пейзажи и города, былое величие империй и царей, сказочные храмы! А сколько древних сказаний, сколько всевозможных легенд о героических подвигах!
Полная восхищения, девушка, продолжала расспросы:
— Куда же именно мы едем?
— Пока еще не решено. Нам предстоит проезжать Мунгер, Патну, Данапур, Боксар, Гаджипур, Бенарес, — в каком-нибудь из этих городов и сойдем.
При перечислении стольких известных и неизвестных названий воображение Комолы разыгралось еще больше.
— Как это интересно! — захлопала она в ладоши.
— Интересно будет потом! А вот как будем мы эти несколько дней питаться? Ты же не захочешь, наверно, есть кушанья, приготовленные матросами на пароходной кухне?
— Какой ужас! — воскликнула Комола с презрительной гримасой. — Конечно, нет!
— И что же ты предлагаешь?
— Сама буду готовить!
— Да разве ты умеешь?
Комола рассмеялась.
— Не понимаю, за кого ты меня принимаешь! Как же мне этого не уметь? Ведь я уже не маленькая, в доме дяди на мне лежала вся стряпня.
Ромеш
— Вопрос мой действительно был совсем неуместен. А потому давай немедленно займемся сооружением кухни. Как ты на это смотришь?
Он ушел и вскоре притащил небольшую железную печурку. Кроме того, он договорился с ехавшим на пароходе мальчиком из касты каястха [14] по имени Умеш, чтобы тот за небольшую плату и билет до Бенареса носил для них воду, чистил посуду и исполнял всякую другую работу.
14
Каястха — одна из высших каст; каста писцов.
— Комола, — сказал Ромеш, — что же мы будем сегодня стряпать?
— А много ли ты мне принес? — заметила она. — Только рис да бобы! Значит, и будут тушеные бобы с рисом.
Нужные для Комолы пряности Ромеш достал у матросов, но она искренне посмеялась над его хозяйственной неопытностью.
— Ну и хорош! Что я стану делать с одними пряностями? И как я их разотру без шил-норы? [15]
Покорно выслушав упреки девушки, Ромеш пустился на поиски шил-норы. Найти ее так и не удалось, пришлось занять у матросов металлическую ступку с пестиком, которую он и принес Комоле.
15
Шил-нора — два плоских камня для растирания пряностей.
Она не умела толочь пряности в ступке и несколько растерялась.
— Давай попросим кого-нибудь это сделать, — предложил Ромеш, но поддержки не встретил. Комола решительно взялась за дело сама. Ей как будто даже доставляли удовольствие все эти затруднения в обращении с непривычными предметами. Пряности подскакивали, разлетались во все стороны, и девушка не могла удержаться от смеха. Глядя на нее, смеялся и Ромеш.
Когда закончился эпизод с приготовлением пряностей, Комола, обвязав свободный конец сари вокруг талии, принялась за стряпню. Для приготовления пищи ей пришлось воспользоваться захваченным с собой из Калькутты кувшином из-под сладостей. Поставив его на огонь, девушка обратилась, к Ромешу:
— Ступай живей, искупайся, у меня скоро все будет готово.
Ромеш вернулся во-время, кушанье как раз поспело. Но тут возник вопрос, на чем же есть, так как тарелок у них не было.
— Можно занять у матросов глиняные тарелки, — робко предложил Ромеш.
Комола пришла в ужас от столь необдуманного предложения. Ромеш с виноватым видом пояснил, что он и раньше совершал такого рода грех. [16]
— Что было, то прошло, — сказала Комола. — Но впредь этого не будет, я не выношу подобных вещей!
16
По законам индуизма, человек из высшей касты, пользующийся посудой, принадлежащей членам низших каст или людям, исповедующим иную религию, считается осквернившимся.