Крушение

Еленин Марк Соломонович

Фон Перлоф молчал. Думал, куда целит Врангель.

— А у меня армия! Армия, Перлоф! Солдаты держатся наготове ценою величайших усилий. Армия — как пушка без смазки: застоится — не выстрелит. Положение в лагерях ни к чертовой матери! Даже такой тип, как Кутепов, не справляется, а крепче генерала, чем он, у меня нет. — Врангель хлопнул себя по колену. Удлиненное лицо его оставалось расстроенным, резче обозначились складки между бровями.

«Интересно, чем его так вывел из себя сэр Герберт Харингтон? — думал фон Перлоф. — И вообще, зачем, изменив крымским убеждениям, он опять полез к англичанам? И почему сделал это втайне от меня?

— Опять один я в ответе за все, — с трагическими нотами в голосе продолжал Врангель. — Недальновидные штафирки — что им русская армия! На запад

нас не пускают? Нет! Италия, Греция, Франция — клубок змей, где все боятся друг друга. Может, нас пустят на восток господа союзнички?! Наплевав на собственную гордость, забыв обиды, я иду с поклоном к англичанам. Дорогой, многоуважаемый, досточтимый сэр Харингтон! Господа! Союзники! Друзья! Пропустите армию на Кавказ. Там нужная вам нефть, там хлопок. Мы пройдем туда, как нож через масло. Большевистские силы слабы и разрозненны, армяне, грузины, горцы — все стремятся к самостоятельности, тянут каждый в свою сторону. Я уверен, мы поднимем и Дон, и Кубань! Армия начнет расти, как снежный ком! А сэр Герберт Харингтон?! Он спокоен и величествен, словно бог Саваоф: «К сожалению, мы не можем пропустить вас на Кавказ, барон. Вы забываете про Мустафу Кемаля, что сидит в Ангоре и запер всю Восточную Анатолию». — «Уберите этого Кемаля, черт возьми! Вокруг него, как я слышал, много «друзей»-генералов, каждый из которых готов к перевороту». — «Но союзники поддерживают султана». — «Кто именно?» — «Мы и французы, барон».

— Французы уже начали игру с Кемалсм, — вставил фон Перлоф. — Франклен-Буйон ездил в Ангору, зондировал почву о франко-турецком договоре. В противовес турецко-московскому.

— Вот видите! Почему же вы не дали мне в руки такой козырь?

— Вашему высокопревосходительству не угодно было предупредить меня о визите к сэру Харингтону.

— Да, да, — рассеянно проговорил Врангель. — Я вас искал с утра. — И, переводя разговор, спросил: — А что такое Кемаль?

— Извольте, ваше высокопревосходительство. Мустафа Кемаль — сын таможенного чиновника. Получил хорошее военное образование — в Салониках, Монастыре, в Константинополе, где закончил Академию Генерального штаба. Был связан с младотурками, состоял в тайной антисултанской организации, затем порвал с нею. Энергичен, способен зажигать массы. Участвовал в реорганизации армии. Командует отрядом в Триполи — разбивает итальянцев. В Балканской войне одерживает несколько убедительных побед. После мира — атташе в Софии. В мировой войне — герой обороны Дарданелл, но выступает против диктата немецкого генерала фон Сандерса.

— Ого! — уважительно воскликнул Врангель. — Это занятно. Надо знать.

— В группе генерала Фалькенгейна Кемаль командовал армией. Ведя свою армию из Палестины домой, приказывал раздавать оружие населению. Затем, получив назначение на пост генерал-инспектора Анатолийской армии и объединив генералов, возглавил борьбу с султаном, отказавшись от титула паши и подав в отставку. И тут же он создает в Ангоре национальное правительство и национальную армию. Назначен верховным главнокомандующим, а после разгрома греков на Сакарье — маршалом с присвоением титула «гази», что значит «победитель». Храбр, самолюбив, властен. Опытный, дальновидный политик. Его конкуренты — Карабекир-паша, командующий армией в Восточной Анатолии, у большевистских границ; Энверпаша, бывший зять султана, авантюрист без армии; Хюсейн Рауф — морской офицер и министр, проанглийской ориентации.

— Не тот ли, что подписывал перемирие?

— Точно так, ваше высокопревосходительство. В Мудросской бухте острова Лемнос, на борту британского линкора «Агамемнон», сданного затем на слом.

— Надо же — на Лемносе?! — Врангель отходил после беседы с Харингтоном. — Все, о чем вы говорите, очень полезно и имеет определенное значение. Продолжайте.

— Рауф и начал продавать Турцию Великобритании. Он отдавал победителям флот, форты, аравийские и персидские территории, контроль над радио- и телеграфными станциями и многое другое.

— Да, великие бритты своего не упустят.

— Рауф был удержан англичанами в Константинополе, доставлен в Мальту. Вернулся в Ангору другом и сподвижником Кемаля. Однако раскол между ними усиливается.

Рауф не одобряет ставку Мустафы на народ и народную армию, осуждает его связь с Москвой, стремление выгнать из Турции не только западные армии, но и представителей деловых западных держав. Наиболее опытный и опасный противник турецкого диктата. Не считая Энвера, — этот готов с нами блокироваться.

— Да, да, — поморщился Врангель. — Мне докладывали. Он хотел аудиенции, но мне посоветовали избежать ее: союзники не простили ему визит в Берлин, в красную Россию и панисламистскую пропаганду.

— Он собирается пробраться в восточную Бухару, чтобы создать султанат, объединяющий мусульман Средней Азии и Кавказа. Если Энвер начнет хорошо, не сомневаюсь: англичане поддержат его оружием и золотом.

— Ваша осведомленность, фон Перлоф, как всегда, поразительна. Но что делать мне? Франция заигрывает с Кемалем. Кемаль — с Лениным, англичане хранят «мудрый» нейтралитет, итальянцы тоже косят в сторону Советов, их суда из «Ллойда» шныряют с грузами из Батума в Константинополь, из Трапезунда в Одессу. Черт знает что! «Мы не можем не считаться с английским общественным мнением, — заявил мне сэр Харингтон. — А ваши покровители продолжают трубить на всех перекрестках о Единой и Неделимой». Ох уж эти «покровители!» Что берлинские, что белградские! Раскудрявый буян Марков, белобородый мудрец Корсаков, этот карлик Трепов! — разве они лучше господ Милюковых? Мы снова между двух жерновов.

— Прошу прощения, — сумел вставить Перлоф. — Имеется еще новость: приказ генерала Кутепова за номером шестьсот восемьдесят семь. Разрешите?

— Читайте, — отмахнулся командующий.

— «Сегодня корпусной суд вверенного мне корпуса, — начал контрразведчик на память, доставая и разворачивая бумагу, — разобрав дело о подпоручике Корниловского артиллерийского дивизиона Василии Успенском, признал его виновным в том, что он вступил в тайное сообщество, с агентами иностранных держав, поставивши себе цель — распыление русской армии. Во исполнение сего он агитировал среди воинских чинов, содействуя самовольному отъезду их из Галлиполи, собирал и доставлял в пользование сообщества требуемые им для вышеуказанной цели сведения об армии и о составе и вооружении органа борьбы с политическими преступлениями, направленными против армии, сознавая, что своей деятельностью он способствует враждебным против армии действиям, потому и на основании статей двадцать четвертой Уголовного уложения приговорил: подпоручика Василия Успенского лишить всех прав состояния, чина, дворянства, звания, исключить с военной службы и подвергнуть смертной казни через расстреляние...»

— Действительно продался?

— Нет. Возражал против порядков в лагерях.

— Но каков наш генерал от инфантерии! Сколько раз ему говорить: поменьше приказов, Кутепов, поменьше! Захотел повесить подпоручика — повесь, но зачем же трубить об этом «во всех ротах»! Идиот!..

В ЦЕНТР ИЗ СОФИИ ОТ «0135»

«Посетил Софию, Белград, Париж. Сремски Карловцы. Приближающийся правительственный кризис тормозит решение о принятии русских контингентов. На позицию Болгарии влияют: стремление загладить свое участие в войне на стороне Германии и угодить Франции в ликвидации врангелевских лагерей; желание повторить жест Сербии, заявившей о принятии части русской армии; надежда поправить финансовое положение, обменивая левы на иностранную валюту, получаемую за счет содержания принятых контингентов.

Вязьмитинов, получивший полномочия от Шатилова, через Топалджикова добился решения, не проведенного через Совет министров, о немедленном приеме Болгарией бригады Гусельщикова, получившей право сохранить воинскую организацию, форму, дисциплинарную власть и суд чести. Офицерскому составу разрешено сохранить оружие. Шатилов подтвердил согласие Врангеля на неукоснительное соблюдение обязательных условий болгарского правительства. Первое — русские будут прибывать в организованном виде со своим командным составом. Второе — верховное командование дает поручительство в их благонадежности.