Крушение
Шрифт:
Из Риги газеты сообщают, что Слащев доставил в Советскую Россию именные списки всего командного состава врангелевской армии...
«Союз георгиевских кавалеров» исключил генерал-лейтенанта Я. А. Слащева-Крымского из числа членов союза ввиду позорного перехода к большевикам...
Генерал Врангель заявил: «...Несомненно, большевики еще не раз используют Слащева как рекламную фигуру. Своим возвращением он нанес ощутимый удар русской армии и всему белому движению».
Глава двенадцатая. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ВОЕННЫЕ ИГРЫ
Врангель был расстроен, разгневан. В том, как он нервно ходил по посольскому кабинету, проглядывала растерянность. Врангель не мог скрыть своей озабоченности и неуверенности. А уж раздражение он всячески разжигал в себе, чтобы выплеснуть на подчиненных. Фон Перлоф, который
Здание русского посольства в Константинополе мало изменилось за прошедший год. Все так же бесцельно толпились во дворе с утра до вечера беженцы. Сотня конвойцев, оцепив ближние и дальние подступы к посольским апартаментам, охраняла главнокомандующего.
Фон Перлоф и Климович знали: проблема переброски войск на Балканы занимает Врангеля лишь постольку, поскольку он должен еще раз показать и своим и союзникам, что остается вождем русской армии, которая сохранялась лишь его умом и дипломатическим тактом. События последних недель — потопление яхты «Лукулл» и бегство «генерала Яши» — занимали его сильнее. Врангель объявил, что должен выслушать доклады с мест. Первое слово было предоставлено Кутепову. Александр Павлович, более чем обычно спокойный и самоуверенный, огладив рукой бородку, сказал напористо:
— Господин главнокомандующий! Господа! Я прошел три школы: строевую — когда служил в лейб-гвардии Преображенском полку, на полях войны с большевиками и в Галлиполи. В последней, самой трудной школе учился более всего, памятуя, что мы должны стать в будущем основными кадрами армии. И потому я беспощаден к тем, кто роняет честь мундира — солдатского или офицерского, безразлично. — Кутепов замолчал и исподлобья оглядел собравшихся монгольскими глазами.
— Продолжайте, господин генерал, — нетерпеливо передернул плечами Врангель и пошел к столу, но в кресло не сел, а встал за высокой спинкой, как бы показывая, что времени у него мало, а потому надо говорить по делу. Раньше Врангель непременно сказал бы об этом, а теперь не посмел, не решился, вероятно. И это обстоятельство конечно же отметил каждый. — Слушаем вас, Александр Павлович, — повторил Врангель.
— Эвакуация идет по плану. — Кутепов решил не зарываться, держаться так, чтобы в его сдержанности чувствовалась сила. — Еще в последних числах августа закончилась переброска кавдивизии в Сербию на транспортах «Карасунд» и «Четыреста десятый». С сентября «Карасунд» и «Рашид-паша» эвакуировали в Варну: Дроздовский полк, штаб пехотной дивизии, Алексеевский. полк. Эвакуация сопровождалась торжественным молебном на площадке у набережной. Оркестры на берегу и судах исполняли Преображенский марш. Настроение во вверенных мне частях бодрое...
«Боже, какой дурак! — подумал Врангель и тут же оборвал себя: — Нет! Притворяется, хочет усыпить мою бдительность».
— Некоторая пауза в движении судов с войсковыми контингентами, вызванная норд-остами и штормами, слава богу, окончилась. Двадцать пятого ноября на «Карасунде» мною отправлен полк марковцев, части штаба и артиллерийский дивизион. Двадцать седьмого на пароходе «Ак-Дениз» — Александровское и Корниловское военные училища, Корниловский полк и артдивизион, на «Рашид-паше» — инженерное училище, четвертый и пятый артдивизионы, артшкола и госпиталя. Седьмого декабря «Карасунд» взял в Сербию Николаевское кавалерийское училище, технический полк, отряды Красного Креста. Сам с чинами вверенного мне штаба, Константиновским и Сергиевским училищами полагаю выехать на «Ак-Денизе» в середине декабря. Оставшиеся части будут перевезены в город Галлиполи. У меня все!
— Благодарю, Александр Павлович, за распорядительность. Ваши части всегда являли примеры доблести, коей, к моему сожалению, не хватает многим другим, особо донцам генерала Богаевского. По моим данным, весьма значительная часть их косит в сторону совдепии. И даже среди тех, кто еще летом был доставлен с Лемноса в Сербию, имеются нездоровые настроения. Это нетерпимо, господа генералы! Это дискредитирует армию! Создает дополнительные трудности даже в среде сочувствующих нам политических сил. Знаете ли, господа генералы, в чем начинают упрекать врангелевские войска, прибывшие на Балканы? В том, что они, зараженные революцией, сеют большевизм! И это о нас, господа, которые грудью
Потом выступил Шатилов. Коротко, безразлично рассказал о дипломатической миссии, об обстановке, в которой окажется армия на Балканах, призывал отрешиться от иллюзий: и в Болгарии, и в Сербии, по его убеждению, армии придется не легче, чем в Галлиполи. Шатилов казался чрезмерно уставшим, подавленным. Он обрюзг, горбился, под глазами набухли мешки. Казалось, он уже знает многое из того, о чем никто из присутствующих и не догадывается. «Пьет он, что ли? — неприязненно думал Кутепов. — Или раздоры с командующим?»
Врангель тоже заметил перемену, происшедшую по возвращении в Константинополь с его любимцем, и терялся в догадках. Он попытался вызвать Шатилова на доверительный разговор, но тот уклонился, сославшись на усталость и нездоровье. Врангель, обидевшись, сделал вид, что не замечает перемен, происшедших с начальником штаба, поручив, однако, Перлофу узнать, в чем причина столь разительных метаморфоз...
Фон Перлоф не очень внимательно прислушивался к происходящему, раздумывая о предстоящей встрече с Шабролем. Встреча должна была произойти вечером на конспиративной квартире, снятой предприимчивым французом. Фон Перлоф чувствовал: еще немного, и он превратится в простого исполнителя. Это его не устраивало, хотя в разведке, как в любом деле, кто платит деньги, тот и заказывает музыку. А француз платил — непрерывно и щедро. И — странно! — ничего не требовал взамен. Пока... Дезьем бюро — богатая организация, но она филантропией не занимается. Для чего-то его готовят — ясно. Возможно, хотят прибрать к рукам «Внутреннюю линию»? Или их, как не раз утверждал Шаброль, интересуют лишь большевики и их тайная агентура?.. Фон Перлоф. успокаивал себя: об их контактах знает только Шаброль. Слово Издетскому — и очаровательный м’сье исчезнет навсегда.. И все же надо отдать ему должное. Профессионал. Конспиративная квартира организована по всем правилам — бойкий магазинчик готового платья, народу толчется много, ход в заднюю комнату через одну из примерочных. Встречает и провожает всегда один и тот же продавец. На вопрос Перлофа Шаброль рассмеялся: какой продавец? Он — сторож. Мелкий вор. Случайно убил человека. Его ищет союзническая полиция — вот и молчит, прячется... Интересно, что предложит ему Шаброль сегодня? Все как будто решено, оговорено, продумано: шифр, явки — контакты после переезда в Сербию. И основное, непременное условие: никаких третьих лиц, они знают лишь друг друга. В случае невыхода на встречу любой из сторон, по независящим обстоятельствам, договор о сотрудничестве прекращает свое существование немедля, ибо каждому запрещалось привлекать к делу третьих лиц. Француз терял деньги. Русский — частное бюро и надежное легальное прикрытие. Но поскольку времена благородных мушкетеров прошли, рассуждал фон Перлоф, созданная контора не прекратит существования. Уцелеет француз — станет полной собственностью Дезьем бюро; повезет мне — придется искать нового Шаброля или перепродать контору англичанам. Пока профессионал жив, он не сможет выйти из игры.
Тем временем Врангель закончил совещание и отпустил всех, попросив задержаться лишь Шатилова, Климовича и Перлофа. Некоторое время главнокомандующий мерил по диагонали посольский кабинет, стараясь не то успокоиться, не то нагнетая в себе злость и ярость. Положение становилось смешным, ибо никто уже не боялся своего начальника.
— Вы ждете еще кого-то, Петр Николаевич? — спросил Шатилов.
— Нет, нет! — Врангеля словно прорвало. — Я никого не жду! И ничего! Что ждать?! От кого?! От французов? От сподвижников? Когда обо мне писали что угодно, оскорбляли — меня и армию, — я молчал. Когда было совершено покушение, пошел ко дну «Лукулл» и только божье вмешательство спасло меня, — я тоже молчал. Генерал Слащев — подумать только! — переметнулся к большевикам. Что?! Опять молчать прикажете?! Доколе?! Эти страшные удары мы не вправе недооценивать. Надо принимать ответные меры! Надо действовать! Или демобилизоваться, разоружиться, разбежаться по городам и странам? Что вы скажете, господин Климович? Где наша хваленая разведка, где, черт возьми, ваши люди? Почему они не работают? Мы проигрываем противникам по всем статьям, господа. По дипломатической, военной, разведывательной. Ни к чертовой матери! Обстоятельства чрезвычайные. Прошу простить: отсюда и моя несдержанность. — Он прошел к столу и сел. — Я считаю ее допустимой. Павел Николаевич долго отсутствовал, — милостиво продолжил Врангель, еще более усмиряя себя. Он не кричал уже и не бегал. — Так что вам речь держать, Евгений Константинович.