Крутая волна
Шрифт:
Сивков что-то шептал матросу Желудько на ухо, вот подтолкнул его в спину, и Желудько стал пробираться в первые ряды.
— А как же Советы? — выкрикнул он.
Петр отчеркнул ногтем место, до которого дочитал, поднял голову, но, прежде чем он успел ответить, Клямин взял Желудько за шиворот и оттащил назад:
— Да погоди ты со своими Советами! Дай послушать.
Но Желудько не унимался:
— Ленин сам говорил, что всю власть надо Советам отдать.
— Каким? — спросил Петр, — Всероссийскому и крестьянскому.
— Вот в них-то и засели меньшевики и эсеры. Они-то и пошли
— Но это законная, народом выбранная власть, — возразил Желудько.
— А что его слушать? Он сам из энтйх самых, из серых.
За Желудько заступился Сивков:
— Товарищи, у нас же свобода слова! Пусть говорят все.
— Наслушались, хватит! — возразили сразу несколько человек. — Читай, Петро, дальше.
Петра, оказывается, уже знали на «Забияке». Еще в мае, когда Гордей ездил домой, крейсер «Россия» приходил в Ревель. Там-то Петр и подружился с командой. Особенно понравился он Клямину.
— Ум у твоего дяди охватистый, — похвалил Клямин. — Он, видать, заране знает, как жисть пойдет и какая чему цена в той жисти будет.
Гордей тоже отметил, что дядя, с тех пор как они не виделись, сильно изменился, в его суждениях появились ясность и уверенность. И то, что Петра Шумова выбрали членом Центрального комитета Балтийского флота, не удивило Гордея.
И сейчас Петр пришел на «Забияку» как представитель Центробалта.
— К сожалейию, и ваш, Ревельский, Совет оказался под влиянием меньшевиков и эсеров, — говорил между тем Петр. — Вы думаете, зачем вас сюда перевели? Новый-то командующий флотом Вердеревский — ваш, ревельский, он-то знает, что на ревельских кораблях команды идут за эсерами, а не за большевиками. Вот он и хочет разбавить вами гельсингфорсцев.
— Ну, ты всех на одну колодку не меряй, — обиделся Клямин. — Мы-то не из эдаких.
— А я и не равняю. Но ведь большевики-то в судовых комитетах только у вас да еще на «Орфее» главенствуют. А, скажем, на «Рюрике» более двухсот эсеров.
— М — да, арихметика, туды ее в качель!
Проговорили до полуночи, и Гордей предложил
Дяде:
— Оставайся у нас ночевать.
— Не могу, — отказался Петр. — Как-нибудь в другой раз загляну, — Ну да, ты теперь начальство, — обиделся Гордей.
Петр рассмеялся, похлопал его по плечу и успокоил:
— Мне и самому с тобой потолковать надо, но и верно некогда. Заходи-ка ты ко мне, я теперь на «Полярной звезде». Как дома-то?
— Все так же… У Нюрки Гриньку-то убили. * Остальные живы — здоровы. У них там сейчас тоже дела разворачиваются.
— Сейчас, брат, везде разворачиваются. —
И, уже уходя, спросил: — Акулину видел?
— Видел.
— Как она там?
— А чего ей сделается?
Когда Петр вернулся на «Полярную звезду», там уже все, кроме вахтенных, спали. В каюте было душно. Петр отдраил иллюминатор. Вместе со свежим воздухом в иллюминатор ворвались звуки оркестра. В Брунспарке еще веселились.
Наверное, музыка и помешала ему уснуть сразу. А потом навалились впечатления этого бурного дня. За день Шумов побывал почти на всех кораблях, пришедших из Ревеля, и впечатления остались неважные. На крейсерах «Олег», «Богатырь», «Рюрик», на миноносцах и подводных лодках
Шумова разбудила доносившаяся в иллюминатор перебранка вахтенного у трапа и матроса с линейного корабля «Республика».
— Сказал же, что не велено пущать! — сердито говорил вахтенный. — рПриходи после подъема.
— Вот дурья твоя голова, срочно же! — тоже сердился матрос.
— Спят все. И вахтенный начальник спит.
— Разбуди!
— Не велено…
Петр встал, натянул брюки и вышел на палубу.
— В чем дело? — спросил он у вахтенного.
— Да вот, лезут кому попадя.
— В чем дело? — повторил Шумов вопрос, обращая его на этот раз к матросу с «Республики».
Прежде чем ответить, матрос шепотом спросил у вахтенного:
— Кто это?
— Шумов, член Центробалта.
— Ага, этот годится, — уже громче сказал матрос и обратился к Петру: — Я до вас, товарищ. Есть важные новости.
— Пропусти, — сказал Петр вахтенному.
Поднявшись на палубу, матрос торопливо заговорил:
— Наши радисты слышали, будто в Петрограде против Временного правительства выступили пулеметчики и кронштадтцы. А мы тут дрыхнем?
— Погоди, не горячись, — успокоил матроса Шумов. — Надо еще проверить, насколько верны эти сведения.
— Да что проверять? Вон и на «Петропавловске» то же самое слышали.
Петр пошел в рубку и позвонил на «Петропавловск». Верно, там перехватили сообщение о выступлении кронштадтцев и даже послали радиограмму в исполком Петроградского Совета с просьбой информировать об обстановке и причинах выступления пулеметчиков и кронштадтцев.
Шумов пошел будить председателя Центробалта Дыбенко.
С Павлом Ефимовичем Дыбенко Петр познакомился уже здесь, в Гельсингфорсе, но слышал о нем и раньше. Этот матрос в прошлом черни — говский крестьянин, потом грузчик в Рижском порту. Там, в Риге, он и сошелся, с рабочими- большевикамй, получил первую революционную» закалку. А придя во флот, стал страстным большевистским агитатором. С первого же знакомства он покорил Петра неколебимой убежденностью во взглядах, решительностью, умением даже самые сложные понятия объяснить с доступной каждому простотой. Может быть, именно поэтому Дыбенко был в матросской среде весьма популярен, его хорошо знали не только в Гельсингфорсе, но и в Кронштадте, Ревеле и других базах. И когда в конце апреля 1917 года по инициативе большевиков был создан высший революционно — демократический орган флота — Центральный комитет Балтийского флота, Дыбенко единодушно был избран его председателем.