Крутой герой
Шрифт:
— Пока что да.
— А тогда еще пойми, что я ведь тоже в горы шел. Знаешь… — голос Шоколадки стал проникновенным и каким-то мечтательным. — У нас, в лесном племени так было хорошо! И какого пингвина я поперся в эти горы! Понадобилось, идиоту такому, разузнать, правда ли там прежние люди живут, которые до Факта были… Дошел сюда, а тут не успел оглянуться, как обряд, жена, и новая жизнь. И даже вернуться в леса нельзя, а я их так люблю! А потом новую партию заготовленных привезли, и среди них та, которую я во сне видел, наяву искал, Девушка-Чье-Лицо-Подобно-Дофактической-Луне-И-Которая-Зовет-Себя-Ла-Вай-Ли. Я её сразу узнал,
— Ага. Победил один такой, — беззлобно откликнулся Андреа, отряхиваясь, и поинтересовался:
— А чего ты не можешь ее забрать и слинять подальше?
— Пойдем, — коротко произнес Шоколадка, и повел Андреа дальше в обход скалы.
Идти пришлось недолго, минут пятнадцать, и на их протяжении оба молчали. Узкая тропинка перескочила через груду каменных обломков, и открыла взгляду новую лощинку.
— Теперь смотри!
Андреа послушно посмотрел, и в первый момент ему показалось, что в лощинке полно народу, а во второй он подумал, что здесь организована свалка некондиции из музея восковых фигур.
— Это те, кто не хотел, или не смог попасть в единый сценарий. Их гасят, а потом оттаскивают сюда. Чтобы в селении глаз не мозолили, но чтобы при случае было что показать таким как ты. Или как я.
Шоколадка замолчал, и Андреа по-новому посмотрел на фигуры людей, застывших в разных позах. Кого-то позаботились установить так, как он должен был стоять или сидеть, кого-то попросту кинули как кинется, косо или навзничь. Этих фигур было немало, среди них были и мужчины, и женщины и даже два мальчишки с навеки застывшем на лицах выражением озорства — эти-то явно до последней секунды не знали, что их ждет. На лицах же многих из взрослых были написаны страх и обреченность. Андреа передернуло, и он поспешно подался назад.
— Пойдем обратно, а? — попросил он.
Брат-С-Лицом-Как кивнул, и полез обратно через камни. Через пару минут Андреа сказал ему в спину:
— Получается, значит, что я приплыл. Либо в единый, либо сюда. Классно. И кто же это все организовал?
— Здесь — Слокум, в других местах — не знаю. Да и чего тебе с этого? Это целиком моя беда.
Андреа ничего не нашелся ответить, и до места битвы с кровожадными мутантами они вновь молча. Там, около столба уже топтался Бревнеславович, утрамбовывая ногами изрытый песок вокруг него, а Ла-Вай-Ли, сидела, поджав ноги, и спокойно глядела куда-то вверх: солнце уже давно скрылось за кромкой одной из стен каньона, небо было все еще светлое, но маленькие клочки облаков на нем уже начали окрашиваться в разные оттенки красного и оранжевого, образуя красивые картины. Услышав шаги, она прервала созерцание неба, и наиграно воскликнула:
— Соратники в бою и соперники в любви! Удалось ли вам понять и простить друг друга? Простишь ли ты меня, о Брат-Лицо-Цвета-Таинственного-Сладкого-Камня-Забытых-Времен, за что я могу быть только с ним, с чужестранцем, который…
Пока Ла-Вай-Ли произносила свой монолог, Шоколадка нагнулся, поднял столовый нож, попробовал пальцем лезвие. Потом обернулся к ней, поднял руку, прерывая ее слова, и сказал размеренно и спокойно:
— Я уже давно все понял. Это ты прости, — и с этими словами с силой полоснул
Бревнеслав, тоже застывший при виде самоубийства, очнулся первым, и на свою беду решил перевести событие в канву единого сценария.
— Оно, друже, значит вота — наложил твой соперник на себя руки, елико не снеся позора побеждения…
Ни говоря не слова в ответ, точным ударом, Андреа влепил богатырю такую пощечину, от которой тот не удержался на ногах, и завалился на бок. Не давая ему опомниться, Андреа нанес ему по голове еще один удар, уже ногой, а потом еще один, уже по солнечному сплетению. Бревнеславович согнулся, попытался встать, но не успел, потому что носок сапога, загнутый, с красивой оковкой, угодил ему точно в висок.
Только теперь Андреа почувствовал, как дрожит — от возбуждения, от злости, или еще от чего-то подобного, но избиение и.о. верного друга все же помогло ему: он одновременно взвинтил себя до того состояния, когда принимаются крайние решения и делаются неисправимые поступки, и в то же время как-то странно успокоился, выпустив пар первого неуправляемого гнева.
— Так, девочка, — обратился он к продолжающей смиренно сидеть Ла-Вай-Ли. — Похоже, что нашим судьбам и телам слиться не получится. Однако сделать вид, что все идет по плану, ты можешь. Поэтому сейчас мы с тобой идем в поселок, словно голубочки влюбленные, и ты меня проводишь к Слокуму. И не вздумай дурить!
Он сделал несколько шагов и, немного подергав, вытащил из руки мертвого Шоколадки нож, вытер о песок, и держа его в руке, подошел к Бревнеславовичу. То еще пребывал в ауте, и поэтому Андреа смог беспрепятственно содрать с него веревочный пояс, и связать руки и ноги поверженного богатыря так туго, как только смог, благо длины пояса хватило в самый раз. Сделано это было вовремя — на последнем узле Бревнеславович заворочался, что-то промычал, и открыв глаза, увидел возвышающегося над собою чужеземного незнакомца.
— Ты… — прошипел он сквозь вспухшие губы. — Тебе… бабу дали, героем сделали… Так какого…
— Да вот, в голову вдруг взбрело , — ответил Андреа чуть ли не виновато, и резко сменил тон:
— А теперь к делу. Вопросы, извиняюсь за банальность, здесь буду задавать я. Отвечать быстро, не раздумывая. Слокум живет один?
— Пошел ты!
Андреа врезал лежащему между ног, не сильно, но точно. Бревнеславович взвыл.
— Вопрос тот же. Слокум живет один?
— Один.
— Где он держит гасилку?
— Не знаю.
Андреа занес ногу еще раз.
— Не знаю я! Никто не знает!
— Откуда она у него?
— Тоже не знаю.
— Ну, дружок, так у нас с тобой ничего не получится. Того не знаешь, этого не знаешь… Давай тогда так: кто управляет процессом перехода к Единому сценарию? Ведь не Слокум же сам, а?
— Нет, не он.
— А кто? Или еще подбодрить?
— Человек один. Он из заречной полдеревни… Из моих мест. Самым первым к горам ушел. Я сам не ходил, меня переселили. И я его тут потом видал… кажется. Он на драконе железном приезжал, ночью. Больше не знаю ничего.