Крутые повороты
Шрифт:
— Фарид, — спрашиваю, — а ты жестокий человек?
— Я? — удивляется. — Да нет… Почему жестокий?
— А если бы налетел тепловоз на пассажирский состав? Люди погибли бы. Тебе как — все равно? Лишь бы лучи пучком и цвет красивый?
Он смотрит на меня. Серьезно смотрит. Такой вопрос не впервые ему задают. И на следствии задавали, и на суде все спрашивали: ну, а если бы убил, покалечил людей, как дальше бы жил, а?
Потухшим голосом он отвечает мне то же самое, что и другим десятки раз говорил:
— А я об этом не думал.
— О чем? Что катастрофа
— Да, не думал.
— Как же так? — не верю. — Не ребенок, семнадцать лет. Технику знаешь, приборы мастеришь… Это ты сейчас, наверное, так объясняешь, не хочешь сказать правду.
— Нет, почему, я говорю правду. — Пожимает плечами. — Не задумывался я. Снял линзу — и все…
Понимаете? О луче пучком он задумывался. А о возможной аварии и человеческих жертвах — нет.
С Сергеем Масленниковым беседую. Красавец. Глазища — что две фары. И франт, видно. Шубка из серого искусственного меха, коричневые вельветовые брючки.
Вот уж кого не назовешь непосредственным и простодушным. Куда там! Комок иронии и язвительности.
Всем своим видом он показывает: разговор наш ему противен. Не тянет его со мной беседовать. Мне вот интересно с ним, а ему со мной — омерзительно.
— Слушай, — говорю, — ты, наверное, очень злой человек?
Насмешливо смотрит мне в глаза:
— Можно сказать, злой.
— Властный, любишь верховодить?
— Можно сказать, люблю.
— И жестокий, наверное?
— Я? — улыбается. — Не знаю. Не задумывался.
— Отчего же?
— Времени не было.
— Чем же так занят, если не секрет?
Улыбается:
— Секрет.
— И жизнь собираешься прожить не задумываясь?
— Может, когда-нибудь и задумаюсь.
Улыбка, ах, какая у него улыбка!
— А не будет поздно?
— Лучше поздно, чем никогда.
Из документов вижу: он, единственный из всех троих, вырос в неблагополучной семье. Мать с отцом давно разошлись, но живут по-прежнему в одной комнате. Мать работает инженером в СКБ.
— А отец где? — спрашиваю.
Пожимает плечами:
— Не знаю.
Видно, сильно его жизнь ожесточила, очень сильно.
Несколько лет назад я писал в «ЛГ» о группе подростков, которые могли выйти темным вечером на улицу, и, встретив прохожего, вонзить в него нож. Без всякого повода, даже без злобы. Так, интереса ради. Психологи, участвовавшие в расследовании этих страшных немотивированных преступлений, объясняли: эмоциональная тупость, патологическое отсутствие всякого сопереживания, полное бесчувствие к чужой боли.
Может и здесь тот же случай?
— Сережа, — говорю, — а за что ты людей презираешь?
— Я? — усмехается. — За зло, которое они мне причинили.
— А какое же зло причинили тебе люди в поезде?
— Те? Никакого.
— За что же ты готов был их убить?
— Как убить?
— Да очень просто. Налетел бы тепловоз на состав — крушение, жертвы.
Смотрит на меня уже без всякой улыбки.
— Я об этом не думал.
— Ну да, — говорю, — кому-нибудь рассказывай… Думал, конечно, да только все равно тебе. Сам же говоришь: злой, властный… Плевать
— Нет, неправда. Я об этом не задумывался. Не было такой мысли.
— А почему?
Молчит.
— Почему не было?
— Не знаю.
— Слушай, — говорю, — а ты бы мог нож в человека вонзить?
— Как… вонзить?
Куда девалась вся его бравада! Ужас в глазах… «Добрый, но слабохарактерный», — свидетельствует лежащая передо мной характеристика из Дворца пионеров.
Третий — Сергей Куваев. Этот — совсем загадка. Студент железнодорожного техникума, отделение автоматики и телемеханики. Выучится, окончит техникум — как раз и займется обеспечением безопасности движения на транспорте. Отец его — тоже железнодорожник, начальник вагона-дефектоскопа. Следит, чтобы на рельсах не случилось дефекта и изъяна.
Говорю:
— Но ты-то уж никак не мог не понимать, к чему ведет разрушение светофора?
Сосредоточенно смотрит прямо перед собой, отвечает не сразу:
— Да, конечно.
— Значит, все-таки думал об этом?
Пожимает плечами.
— Думал, но как-то вскользь…
— Что значит: вскользь?
— Ну не знаю… Особенно не вникал.
— То есть как это не вникал?
— Не знаю… Если бы такие линзы продавались в магазине, мы бы светофор никогда не тронули…
Конечно, всего проще им не поверить: отговорки, ерунда — прекрасно они все понимали, все предвидели, да только человеческую жизнь не ставили ни в грош. Понадобились им цветные стекла — пошли и разорили светофоры. А там — хоть трава не расти.
Ну, а если все-таки не так? Если они на самом деле не задумывались о последствиях своего поступка: ни простодушный Незамутдинов; ни добрый, но слабохарактерный Масленников, желающий казаться прожженным циником; ни справедливый, с хорошо развитым чувством коллективизма сын железнодорожника и сам будущий железнодорожник Куваев?
Отмахнуться от их слов нетрудно, гораздо труднее понять, разобраться, откуда в этих здравых, нормальных, образованных парнях такой короткий, близорукий ум: видеть только то, к чему тянется сейчас рука, считать не далее чем на один ход вперед?
Помните, я сказал: 13 декабря, на первом допросе в милиции, в карманах пальто у Незамутдинова, кроме ломика и плоскогубцев, нашли несколько плиток шоколада «Сказки Пушкина». «Слушай, — спросил его следователь, — а не ты это на днях залез в вагон и стащил шоколад?» «Да, — сказал Незамутдинов, — это мы с Куваевым».
Из показаний Незамутдинова. 11 декабря в 20 часов мы с Куваевым пошли к своему товарищу Сергею Масленникову и позвали его на железную дорогу кататься на поездах… Мы сели на грузовой поезд и поехали в сторону Кинеля. Сергей спрыгнул с поезда на станции Интернатная, а мы с Куваевым уехали почти до Кинеля, затем пересели на встречный поезд и поехали на станцию Пятилетка… Потом мы решили открыть вагон. Я раскрутил закрутку и сорвал пломбу, но дверь не открывалась… Затем я решил открыть дверной люк с помощью «фомки», которую взял из дома… Мы взяли россыпью несколько плиток шоколада…