Крылатая гвардия
Шрифт:
– Да в пригороде Будапешта трудно найти место, где можно посадить самолеты. Нужен соответствующий опыт. Без ложной скромности скажу: он у меня есть. И вы, командир, об этом знаете. Для пользы дела - разрешите один вылет!
Добро, Кирилл Алексеевич. Ищите. Так будет лучше, - разрешил Ольховский.
Хорошо, что у нашего командира отсутствовали этакие начальственные амбиции. Для него главное - дело, сохранность экипажей при перебазировании. И с первой группой, в составе которой восемь машин второй эскадрильи, я стартую в небо на новое место нашей работы. Но перед тем как запустить моторы, до экипажей доводим
– После того как прилетим на точку, не делая посадки, загнем небольшой крюк - посмотрим, что творится в этом гигантском котле...
Разобрав несколько вариантов воздушного боя на случай встречи с противником, мы взлетаем.
Дунакеси и Алаго-Вилле уже под крылом. Показав летчикам площадку и убедившись, что они поняли, где мы будем садиться, я беру курс на северо-западную окраину Будапешта. Высота - 2000 метров. Погода необычайно ясная - лети сотни верст и ни одного облачка не встретишь. Идеальные условия для зоны!
И вот в этой прозрачной сини замечаем самолет: он впереди нас и идет с территории противника на высоте около 2500 метров.
Вначале мы признаем его за своего разведчика. Но по мере сближения разглядели, что это немецкий трехмоторный транспортный самолет Ю-52. Раздумывать некогда - враг может прорваться к городу и выполнить свой замысел (что там у фашиста на уме?!).
Даю команду:
– Тернюк! Оставайся с группой. Мы с Рыжим идем на "юнкерса".
Увеличиваю скорость до максимальной и атакую транспортника, который идет себе спокойно без страха и сомнений, даже не замечая мою пару, снизу. Метров со ста пятидесяти открываю огонь. Длинная очередь идет точно - снаряды рвутся под кабиной пилота и по центру фюзеляжа. Они словно подбрасывают вражеский самолет вверх, и после секундного зависания с задранным носом - будто подумал еще: падать или нет?
– "юнкерс" сваливается на правое крыло и колом идет к земле.
Жду, когда тяжелая махина грохнется или развалится в воздухе. Однако...
– Смотри-ка, немец, гад, хитрит!.. Он жив!
– удивленно кричу напарнику. Следи за ним!
Мы начинаем снижение спиралью вокруг "юнкерса". На высоте примерно 500 метров он переходит на планирование - догадка моя подтверждается. Под нами лесной массив - Будапешт остается восточнее. Атакую повторно, и тогда он беспомощно клюет носом вниз и врезается в гущу деревьев.
Уничтожив врага, мы возвращаемся в строй и занимаем свои места. Затем группа делает большой круг над столицей Венгрии, наблюдая происходящее там сражение, и наконец производит посадку на аэродроме базирования.
А полет того Ю-52 до сей поры остается загадкой для меня. Что заставило его лететь средь бела дня без прикрытия истребителей в чистом, без единого облачка, небе? На что он рассчитывал, неизвестно. Правда, и впоследствии случались полеты таких транспортников, намеревавшихся сбросить груз в окруженный Будапешт. Но они выполнялись только тогда, когда облака прижаты к земле, видимость была ограниченной, дымка или морось закрывали горизонт, то есть в нелетную для истребителей погоду. Думаю, что-то чрезвычайно срочное, позарез необходимое нужно было доставить взятым в кольцо окружения вражеским войскам на сбитом тогда нами
Зарулив на стоянку, глазам своим не верю: на аэродроме - генерал Подгорный. Ведь он только что находился на командном пункте переднего края! Выстраиваю пилотов и обращаюсь к Тернюку:
– Ну, будет мне сейчас! Скажешь, что "юнкерса" завалил ты.
– Так и поверил тебе генерал, - Алексей коротко вздыхает. Ему сейчас тоже не позавидуешь: и выручить друга хочется, и солгать тяжко, да и скрывать правду в общем-то глупо и незачем.
Генерал подходит вместе с Ольховским. После моего доклада о выполнении задания комкор с подозрительным удивлением спрашивает:
– И это все, товарищ Евстигнеев?
Пока я мучительно соображаю - сказать, промолчать?
– Подгорный понял всю сложность моего положения:
Уговорил-таки своего командира на перелет... Ишь что придумали: перелет это, дескать, выполнение не боевого задания. На фронте даже кашу есть - боевое задание.
Комкор посмотрел на Ольховского, потом на меня и снова на командира полка:
– Ограничимся тем, что победителей не судят. Молодцы, не прозевали "юнкерса", да еще на глазах пехоты. Чья работа?
Строй летчиков молчит. Когда пауза затягивается и становится, можно сказать, неуважительной, Тернюк показывает на меня и Мудрецова:
– Это они... отличились, товарищ генерал. Признание Алексея, кажется, разрядило обстановку. Подгорный одобрительно смеется:
– Наконец-то... истина открылась! Я так и полагал. Поздравляю с пятьдесят второй победой! И готовьтесь, товарищ Евстигнеев, на передний край. Через два дня вместе с командиром дивизии быть там на командном пункте. Чрезвычайно необходимо присутствие истребителей на поле боя. Л всех прошу готовиться к штурму Будапешта!
Генерал не любил бросать слова на ветер. И 18 января полковник А. П. Юдаков на "виллисе", а я с радиостанцией, смонтированной в кузове "студебеккера", убываем на переправу, расположенную около Дунауйварош. На правом берегу Дуная, северо-восточнее озера Балатон, нам предстоит наблюдать действия наших товарищей в небе.
...На переправе - вавилонское столпотворение. Дорога к причалу буквально до отказа забита техникой: танки, артиллерия, автомашины - все впритык друг к другу. Не то что проехать - пройти невозможно! Пробираемся поверху - по танкам, артиллерийским установкам, кузовам автомашин... Это необычайное скопление орудий войны, поставленных рядов в двадцать, протянулось от самого начала переправы в глубь леса на пять-шесть километров.
Всем этим "подвижным хозяйством" руководил пожилой артиллерист, генерал-майор. Он находился у самого причала в небольшой избушке-мазанке, служившей когда-то и домом, и служебным помещением паромщика на перевозе. В избушке полным-полно командиров всех родов войск, правда, не хватало представителей авиации - мы с комдивом и "укомплектовали штат" переправы.
Здесь каждый добивался, чтобы именно его часть была на той стороне Дуная если не первой, то хотя бы ы числе таковых. Юдаков понял: переправиться - дело почти неосуществимое. Разговор с генералом только подтвердил его соображения. Раздосадованный и огорченный, он дает мне наказ добиваться переброски радиостанции на западный берег, а сам по совету руководителя перевозом уезжает на северную переправу, в район Эрчи.