Крылатая гвардия
Шрифт:
Я управляю своим истребителем весьма осторожно. Проводим еще две атаки, но достичь успеха так и не удается. Ведомые "фоккеры" резкими отворотами переходят с одного фланга на другой, ведущий тоже начеку. Бой затягивается. Мы неосмотрительно углубились уже на вражескую территорию. Надо спешить в свою зону: там, быть может, присутствие "лавочкиных" больше необходимо, чем сбитый самолет. К нашей общей радости, над передовой небо чистое.
Наконец время патрулирования истекает. Нам разрешено возвращаться домой.
– Валентин, - прошу ведомого, - посмотри, нет ли на
Мудрецов проходит ниже меня, потом отстает - осматривает правый борт "лавочкина", повторяет все сначала.
– Командир, ничего обнаружить не удалось...
– говорит озабоченно ведущий.
После посадки все-таки нашли то, что не так-то просто было увидеть в полете. Бронебойный снаряд прошил фюзеляж, "нашел" там трубчатую тягу руля высоты и перебил ее (по диаметру более чем наполовину).
С плоскости самолета я наклоняюсь в кабину, беру ручку управления и командую механику:
– Козлов, придержи руль высоты так, чтобы он был неподвижным. Только держи крепко, что есть силы!
Небольшим нажимом отклоняю ручку от себя - в направлении приборной доски и раздается металлический хруст... Перемычка в тяге, оставшаяся в месте попадания снаряда, лопается. Движения ручкой становятся свободными, пустыми. Руль высоты, который держал механик, на них не реагирует.
Козлов понял: тяга оборвалась неслучайно. Лицо его стало бледным, он оторопело спрашивает о том, что сам знает не хуже меня:
– Командир, а если бы в полете?
– Вот так, Петя, мы и не возвращаемся с боевых заданий. Война полна нелепых случайностей, - просто, по-житейски успокаиваю я подчиненного.
Он, кажется, все еще находится под впечатлением увиденного, а может быть, вспоминает одна из пережитых эпизодов боевой жизни подразделения.
– Это мы сейчас... Раз, два - и устраним, - придя в себя, заторопился мой сержант и побежал к техникам за тягой руля высоты.
...Боевые вылеты полка переносятся все дальше от аэродрома - уже под Дебрецен. Надо снова сниматься с места, но тут происходит небольшая заминка у наземных частей. И мы еще двое суток продолжаем работать с прежнего аэродрома. Летать приходится далековато. За это время немцы сосредоточили большое количество танков под Дьома, прорвали оборону румын на нашем участке и пошли в наступление.
Для нас это было полной неожиданностью - ведь уже появилась привычка наступать и побеждать. Разбуженные грохотом и содроганием земли, движением вблизи аэродрома танков и другой техники, мы решили было, что это наступают наши. А когда прислушались, откуда идет весь неимоверный шум, то поняли: произошло что-то неладное.
Из штаба дивизии поступило срочное распоряжение: все самолеты поднять в воздух. И с ранней зари до позднего вечера мы участвуем в ликвидации неожиданного прорыва немецких войск. Действия нашего полка после взлета корректировал наземный командный пункт. К утру следующего дня фашистские части были разгромлены и уничтожены. Авантюра с наступлением не удалась.
Памятен мне и день 11 октября. Мы перелетаем на территорию Венгрии - на аэродром Сегхалом. Обыкновенное
– Вот тебе и центр Европы!
– с досадой и злорадством сказал я самому себе.
– Прозаичность, неприметность второго после Румынии зарубежного государства... А что я хотел увидеть? Европейскую цивилизацию в камне и бетоне, громады зданий и море электрических огней, заслоняющих звезды Млечного Пути? Но ведь алюминий и бетон, величественная высь храмов и небоскребов - всего лишь обложка государства, его парадный подъезд. А за ним - поля и деревни, вот эти обмолоченные скирды соломы, что два-три месяца назад были хлебом, колосьями ячменя или пшеницы. И люди, может быть, здесь такие же простые, не умеющие хитрить, как и в моем тихом Зауралье...
Перелет на новое место осуществлялся двумя эшелонами: первую группу возглавил я, вторую - командир полка Ольховский. Мы вышли на аэродром точно, но удивлению моему не было предела. Поле, на котором я был два дня назад, трудно узнать. Оно покрылось паводковыми водами и походило скорей на тихое степное озеро, чем на площадку, куда нам предстояло сейчас приземлиться.
– Ого-о-о!
– услышал я в наушниках чей-то насмешливый голос.
– Да тут, братцы-славяне, предстоит приводнение...
– Как в морской авиации, - добавил другой любитель поиронизировать.
Сразу же посыпались удачные или не очень удачные остроты: "озерные соколы", "степные чайки", "бурлаки"... Но мне, признаться, было не до смеха. От моего решения сейчас зависело многое - повернуть ли вспять, произвести ли посадку, или предпринять что-либо еще. Да, двое суток беспрерывных дождей сыграли с нами злую шутку.
Для начала надо испытать точку самому. Посадочные знаки выложены на опушке леса. Около них - люди из передовой команды, ожидающие "лавочкиных". На мой вопрос: "Каков слой воды?" - аэродромная станция передала:
– Слой воды пять - семь сантиметров. Грунт под ним твердый!
И я даю команду своей группе:
– Всем находиться над точкой. Попробую сесть. Если все нормально, дам команду. Перевернусь - идите на старое место.
Опасения были излишними - "приводнение" началось удачно: Торможение на колеса от сопротивления воды не особенно ощущалось, машину на нос не тянуло. Вода, что фонтаном поднималась потоком воздуха от винта, была не опасна. Еще на пробеге посылаю команду в эфир: "Всем - посадка!" Сруливаю с полосы, а уже планирует Борис Жигуленков. Вслед за ним благополучно завершают перелет еще шестнадцать Ла-5. А утром следующего дня весь полк был в сборе.