Крылатое племя
Шрифт:
И все же, критически оценивая свои действия, многие сознавали, что опыта у нас недостаточно, в боях
допускаем немало ошибок. Некоторым из летчиков эти ошибки стоили жизни.
Понимал это и командующий воздушной армией. Поэтому он решил тогда: как ни трудно складывается
обстановка на фронте, летную молодежь в бой не пускать, а учить, пока она не овладеет каким-то
минимумом тактического мастерства. Командующий взял на себя риск, и наш полк перебросили на
аэродром
Тут мы время зря не теряли. Каждый день был насыщен до предела. Проводились многочисленные
учебные [113] полеты, в которых сколачивались пары, четверки, восьмерки истребителей. А это нам
особенно требовалось. Молодым летчикам необходимо было привыкнуть друг к другу в воздухе, изучить
любые приемы напарника, усвоить его летный почерк.
Ведь вот вспоминаю Колю Гудилина. Вроде бы и летал неплохо, а в паре держаться не умел. Как только
ведущий начнет энергичный маневр, Коля сразу отстает. Или Вася Бондаренко. Три дня он участвовал в
боях и трижды «мессершмитты» спускали его на парашюте. Зато как мастерски воевали они потом.
Наука пошла им впрок!
Учили нас боевые летчики, старшие лейтенанты Амет-хан Султан, Аркадий Ковачевич, старшины
Владимир Лавриненков, Иван Борисов и многие другие. Полеты продолжались две недели — большего
срока командующий выкроить не мог. И все же подготовку мы получили основательную.
Полк вернулся на фронтовой аэродром. С ходу вступил в бой. Уже за первые три дня наши летчики сбили
32 вражеских самолета, не потеряв ни одного своего.
Прилетел командующий. Возбужденный, улыбающийся, ходил по самолетным стоянкам, беседуя с
летчиками.
— Начинается новый период войны. Вырастет новая слава девятого гвардейского полка, — говорил
генерал. Он-то видел дальше нас и знал больше...
* * *
Вновь прибывший, если он до того уже побывал в боях, быстро вливается в полковую семью. Именно так
и приняли мы капитана Георгия Кузьмина, общительного, веселого парня. Он ходил немножко
прихрамывая, но на это никто не обратил внимания. Тем более что уже в первый раз человек отлично
слетал на задание. Вопросов к нему не было, и к вечеру мы уже запросто называли его Жорой.
После ужина летчики эскадрильи собрались в землянке и стали укладываться спать. Завтра чуть свет
опять предстояло идти в воздух.
Дольше всех укладывался Кузьмин. Раздеваясь, он [114] неуклюже возился. Потом что-то уронил.
Послышался глухой удар о дощатый настил, будто упало полено.
Его сосед по нарам, присмотревшись, воскликнул:
— Жора, это что у тебя?!
Кузьмин промолчал.
— Так
— Нормально летаю. Привык!. — ответил Кузьмин с оттенком давней, приглушенной временем грусти.
Его начали расспрашивать. Он коротко и скромно рассказал, что был ранен в воздушном бою еще во
время войны с белофиннами. В госпитале ампутировали ступни обеих ног. После этого он сделал все
возможное, чтобы вернуться в строй.
Кто-то потушил керосиновую горелку. Землянка погрузилась во мрак. Но разговоры утихли не сразу.
Кузьмин рассказывал о том, где побывал раньше, до нашего полка. Он умел тепло и образно говорить о
людях. Почему-то теперь летчики стали обращаться к нему на «вы».
Я лежал в темноте с открытыми глазами, стараясь объяснить себе перемену в отношениях людей. Ничего
особенного не произошло, просто мы лучше узнали Кузьмина. Он был постарше нас не только годами, но
и жизненным опытом. Давно состоял в партии. Оставшись без ног, Кузьмин не захотел спокойной жизни.
Когда над Родиной нависли черные тучи, партийный долг призвал его в боевой строй. Ценой огромных
усилий и труда он заново научился ходить, а потом — летать. И теперь спит рядом. Я слышу в тишине
его спокойное дыхание. Завтра он вместе с нами полетит в бой...
Самоотверженно и храбро сражался с врагом гвардии капитан Кузьмин. Ему было труднее всех. Но он ни
разу не сказал об этом. Летая с протезами, он сбил немало вражеских бомбардировщиков и истребителей.
Скоро его назначили помощником командира полка. 28 апреля 1943 года ему было присвоено звание
Героя Советского Союза.
Выполняя очередное боевое задание, Кузьмин со своим ведущим офицером Морозовым действовал в
тылу противника. Пара истребителей ходила на малой высоте, без запаса скорости. Думаю, что Морозов
тут допустил серьезную, роковую ошибку. Когда на летчиков [115] внезапно навалилась большая группа
«фокке-вульфов», драться с ними пришлось в невыгодных условиях.
На горящем самолете Кузьмин сколько мог тянул до линии фронта. Но мотор заглох совсем, когда до
земли оставалось каких-нибудь полтораста метров. Скоро должны были взорваться бензобаки, и летчик
выпрыгнул. Белый купол парашюта заполыхал на ветру, его лизнуло пламя горящего самолета.
Тело Георгия Кузьмина упало в траншею переднего края наших войск. На другой день пехотинцы
привезли нам его партийный билет...
* * *
— Ваня, вас можно на минутку?
Невысокий, черноволосый офицер отделяется от группы летчиков и шагает вслед за девушкой, которая
тоже одета в летную форму.