Крылатое племя
Шрифт:
листовками.
У наших самолетов собрались друзья — летчики, техники, механики. Проводить нас пришли
представители Политуправления фронта, которые ночью привезли на аэродром листовки с текстом
ультиматума, а также товарищи — летчики-истребители из соседних частей. Начались напутствия, пожелания... [131]
Мы запускаем моторы. Туман. Видно меньше половины длины взлетной полосы, к тому же очень узкой.
На старте Орлов почти вплотную подрулил ко мне,
взлет.
Быстро вышли к руслу Дуная. Низкая облачность местами почти закрывает землю. Самолеты идут так, что берега реки выше их крыльев. Долетели до Чепеля — длинного, узкого острова, за ним показался
Будапешт.
Сделали небольшую горку и направились к центру города. Теперь смотри и смотри.
Вот неожиданно возникают силуэты двух башен с высокими шпилями, неотвратимо мчащиеся из белой
пелены нам навстречу. В какую-то долю секунды поставил самолет на крыло и успел проскочить между
шпилями. Орлов прошел правее.
Идем на максимальной скорости. Под нами проносятся едва различимые контуры кварталов.
Левобережная часть города напоминает Москву: концентрические кольца бульваров, улицы, сбегающиеся
к центру радиусами.
Зенитные средства противника молчат. Гитлеровцы, видимо, не предполагали, что в такую погоду
советские самолеты осмелятся появиться над городом.
Мы открыли бомболюки. И тут же за нами протянулись белые раструбы. Тысячи листовок, кружась в
воздухе, будто большие хлопья снега, медленно опускаются на улицы.
Развернувшись над Будапештом, снова повернули к Дунаю и по его руслу пошли к своему полевому
аэродрому. Посадка в туманной мгле оказалась труднее полета. Посадочной полосы совсем не видно.
Ракеты выглядели светлой точкой в этой серой мгле.
По радио я попросил:
— Поставьте ракетчиков вдоль полосы. Укажите ее направление.
Только после этого смогли сесть.
На аэродроме узнал трагическую новость о провокационном убийстве советских парламентеров.
Несмотря на это, наше командование не отдавало приказа о штурме города. Было сделано все для
сохранения столицы Венгрии от разрушения, для спасения [132] жизни ее граждан. Это был величайший
акт гуманности командования советских войск.
Мы с Орловым совершили еще четыре полета над Будапештом и опять сбрасывали листовки. После
каждого из них нас встречал командир дивизии. Когда 2 января необычное задание было полностью
выполнено, генерал сказал:
— Молодцы, ребята! Спасибо!
А на следующий день пришла телеграмма командующего 17-й воздушной армии: «За отличное
выполнение
сложных метеорологических условиях объявляю благодарность...»
В январе установилась наконец ясная погода. Большую активность начала проявлять авиация
противника, и на фронте шли непрерывные воздушные бои.
Один из этих дней для меня чуть не стал роковым. Мне было приказано группой в 18 Ил-2 под
прикрытием 24 истребителей нанести штурмовой удар по вражеской танковой колонне.
Вышли на цель. Стали пикировать на танки и автомашины.
Во время второго захода слышу по радио: «Товарищ командир, вы горите!»
Воздушный стрелок подтверждает, что из-под фюзеляжа идет густой черный дым.
Гореть в воздухе было не впервой, но мне всегда удавалось на большой скорости сбить пламя и спасти
машину. Поэтому сейчас я тоже особенно не встревожился, а передал командование группой
заместителю и с высоты 1300 метров бросил самолет в пикирование. Дым черным шлейфом потянулся за
нами. Вышел из пике лишь на высоте 30 — 50 метров. Но воздушный стрелок опять докладывает:
— Горим!
Оказывается, зенитный снаряд попал в масляный радиатор и поджег масло. А над масляным радиатором
находились бензиновые баки. Если огонь дойдет до них — взорвемся. Но теперь с парашютом не
прыгнешь: мала высота. Оставалось попробовать сесть на фюзеляж и покинуть горящий самолет. [133]
На скорости 160—180 километров в час самолет коснулся земли и заскользил, как на лыжах. Казалось, сама железнодорожная насыпь, которая находилась в полусотне метров впереди, неслась на машину.
Самолет, не в состоянии погасить скорость, с силой врезался в нее. От удара я потерял сознание. Когда
пришел в себя, увидел у борта кабины двух наших солдат. Один из них тряс меня за плечо и торопил:
— Товарищ летчик, бежим! Вон там, в овраге, фашисты.
Мы со стрелком как могли быстро вылезли из самолета и побежали в сторону наших траншей. Фашисты
стали обстреливать нас минометным и пулеметным огнем. Кругом рвались мины, свистели осколки и
пули.
И тогда над полем появились 11 штурмовиков и 24 истребителя. Оказывается, это Орлов по радио дал
команду:
— Все на помощь командиру!
Самолеты навалились на вражеские минометы и пулеметы так, что заставили тех приумолкнуть. И когда
вражеский огонь прекратился, мы без помех добрались до наших траншей.
Есть у поэта Твардовского прекрасные строки: