Крылатый штрафбат. Пылающие небеса
Шрифт:
— Внимание, я — «Леопард»! Не допустить «мессеров» к бомбардировщикам! Первое звено — за мной! Второе — в непосредственном прикрытии!
— Выполняем!
Четыре истребителя рванулись наперерез заходящим в атаку «худым». Александр Волин поймал в прицел ведущего группы гитлеровских истребителей и выпустил очередь из пушки и пулемета. Дистанция была большой, и главное было не попасть по истребителям эскадры «Грюнхерц», а сорвать их атаку. Каково же было удивление Волина, когда он увидел, как за атакованным «мессером» потянулась тонкая, жиденькая струйка дыма!
Удача на войне — великая вещь! Но, как говорится в древнегреческой пословице, «удача любит храбрых». И Александр решил не упускать удачу. Резко
Пилот попытался уйти от атаки, но, видимо, пули зацепили и рули, так как немецкий истребитель выполнил маневр вяло и как-то замедленно. Александр Волин действовал на «автомате»: двинул вперед до отказа сектор газа и одновременно рычагом управления шагом винта выбрал угол атаки лопастей, при которой они отдавали максимум мощности.
Як-9, как атакующий сокол, зорко углядевший дичь, рванулся вперед. Человек слился с машиной, тем самым шестым чувством, летным чутьем и натянутыми струнами обнаженных нервов он ощущал биение скоростного потока воздуха, движения поршней мотора, дрожь обшивки на плоскостях.
Точными, выверенными до миллиметра движениями ручки управления и педалей Александр Волин «загнал» силуэт подбитого «мессера» в прицел, дождался, пока дистанция между ним и немцем сократится, и плавно нажал на обе гашетки. Пушка и пулемет отозвались дробным рокотом. Огненные плети хлестнули по крылу и центроплану Bf-109G2, сдирая обшивку и корежа лонжероны силового набора. От самолета стали отваливаться какие-то бесформенные куски, потом он вспыхнул и, завалившись на крыло, закрутился в штопоре.
Потеря ведущего не умерила пыл «экспертов» JG-54 «Grunherz». Они яростно накинулись на подбитый, отбившийся от общего строя «илов», бомбардировщик.
Замкомэска старший лейтенант Платов со своим ведомым стойко отбивали атаки «червовых тузов» Люфтваффе.
— Я — «Леопард», Витя держись, иду на помощь!
— Понял, давай скорее, а то меня уже в «клещи» зажимают.
Пара Виктора Платова крутилась в огненном клубке яростного воздушного боя. Пара краснозвездных «ястребков» отчаянно уворачивалась от огненных плетей самых современных на тот момент модификаций «Мессершмиттов». Все они были дополнительно вооружены двумя подвесными 30-миллиметровыми пушками MK-108 и нагло лезли в лобовую атаку, рассчитывая на превосходство в огневой мощи.
А «Сталинские соколы» отвечали им короткими и точными огненными трассами, отсекавшими «худых» от поврежденного тяжелого бомбардировщика. Летчики-штрафники намеренно затягивали воздушный бой, используя все свое летное искусство и весь богатый арсенал тактических приемов современного воздушного боя. Резкие развороты, «рваные» фигуры с большими перегрузками, виражи, перевороты и петли позволяли в последний момент избегать смертельных огненных плетей немецких истребителей. И ни одна из сторон не могла добиться решающего превосходства. Мелькали в прицелах хвосты с паучьей свастикой, вспыхивали алым огнем звезды на плоскостях «яков», ревели двигатели и трещали пулеметно-пушечные очереди, свистел рассекаемый винтами воздух.
Так, отражая атаки и контратакуя, истребители с красными звездами на крыльях тянули к линии фронта. Мелькнула далеко внизу береговая черта с белой полоской прибоя и светло-золотистой пляжей. Сейчас под ними был прокопченный, горящий Новороссийск и Малая Земля — плацдарм возле Станички. Дальше были горы, лес, станица Крымская, за которую шли упорные бои, полноводная Кубань, а за ней — Краснодар.
Вертким Як-9 оставалось только лишь уходить от атак. Но еще было нужно и прикрывать «подраненный» бомбардировщик. И капитан Волин вместе с Иваном Мартыненко успел как раз в тот момент, когда
Тяжелый Ил-4 завалился на крыло, потом «клюнул» носом. Но в последний момент летчик все же успел «выхватить» машину из рокового сваливания. Поврежденный двигатель уже не дымил — горел.
— Я — «Большой», я — «Большой», горю! Прием, прием… Не могу удержать машину… Снижаюсь!.. — сквозь треск помех прорвался голос пилота подбитого бомбардировщика.
— Я — «Леопард», тяни через горы. «Большой», перетягивай через горы и прыгай!
— Тяну… Куда мне, на хрен, деваться!..
А «мессеры» продолжали свои жалящие атаки. Воздух кипел от пулеметно-пушечных очередей, рвался на невесомые лоскуты острыми саблями лопастей винтов.
— Черт! Не сдержим же «фрицев»! — стиснув зубы, Александр Волин отдал ручку от себя, «ныряя» под пушечные трассы зашедшего в атаку «Мессершмитта».
В глазах потемнело от перегрузок, но смерть с черными крестами на крыльях в очередной раз обминула стороной отважного комэска летчиков-штрафников. Долго ли так продолжаться будет? Летчику-истребителю все, что дольше мгновения, вечностью кажется.
— Я — «Третий», я подбит, теряю высоту! Я — «Третий», горю! — стегануло по ушам летчиков тревожное сообщение старшего лейтенанта Виктора Платова.
На истребитель замкомэска штрафной эскадрильи набросилось сразу четыре «Мессершмитта». Ведомый старшего лейтенанта только и сумел, что крикнуть «Берегись!» по рации. И тут же сам вспыхнул, подожженный очередями стервятников с Рыцарскими крестами.
А Як-9 старшего лейтенанта Платова уже погибал под огнем сразу двух «Мессершмиттов-109Г2». Очереди 30-миллиметровых снарядов страшных пушек «мессеров», словно ножом, располосовали правую плоскость. Вспыхнули бензобаки, косматый оранжевый зверь — страх и ужас любого летчика — стал яростно пожирать конструкцию самолета. Виктор Платов попытался было сбить пламя скольжением — но куда там…
— Прыгай, Витя! Скорее прыгай!!!
— Я — «Третий», я горю! Прыгаю!!!
Дым в кабине, он ест глаза, жар уже не чувствуется, хотя жадные языки пламени почти ласково облизывают ноги, руки, лезут в лицо. Удушье — страшная удавка на шее. Тело — свинцовое от перегрузок, вдавливающих в сиденье, не выпускающих из своих многотонных смертельных объятий. Из последних сил рука нащупывает рычаг аварийного сброса фонаря. В кабину врывается, наконец, тугой поток свежего воздуха от винта, рассеивает мглу дыма — и не только в кабине, но и в сознании. Рвешь на груди красную скобу замка привязных ремней. Переваливаешься через борт. На долю секунды в лицо пыхает гарью и копотью, перед глазами проносится зеленый бок навсегда оставленного тобой самолета. А дальше — зияющая синева. Мысли вдруг обретают кристальную ясность — лишь для того, чтобы отсчитать в уме: «Пятьсот один… Пятьсот два… Пятьсот три…» — и дернуть за вытяжное кольцо парашюта.