Крылатый воин
Шрифт:
В США нет деления на медали и ордена, как в СССР. Названия «звезда», «крест», «медаль» указывают на форму награды, а не старшинство. Последняя из перечисленных может быть старше предпоследней, а «Медаль Почета» — старше всех. Награды существуют в двух вариантах — стандартном и в два раза меньше, кроме «Медали Почета», которая носится на шейной ленте. Кроме торжественных случаев, принято носить лишь ленты наград, а их эмалевые эмблемы — на штатском костюме.
Генерал-лейтенант, выглядевший как разбитной нью-йоркский таксист, лично вручил нам медали. Руку пожал крепко и пожелал действовать в том же духе. Я искренне пообещал выполнить его пожелание.
Теперь я первый лейтенант. На погонах серебряная шпала вместо золотой и оклад в сто шестьдесят семь долларов в месяц
В армии США при обращении друг к другу всех рядовых называют солдатами, от рядового первого класса и до уорент-офицера (прапорщика) — сержантами, младших офицеров, включая капитана — лейтенантами, старших от майора — полковниками, а генералы они и в США генералы. При обращении к старшим принято употреблять сэр/мэм. Звания есть постоянные и временные. Первые получаешь приказом по выслуге лет или за боевые подвиги, а вторые — при занятии должности. Если бы я сейчас стал командиром эскадрильи, то тут же поменял бы знаки на погонах на майорские, а после снятия вернулся бы в лейтенанты. Постоянное генеральское — генерал-майор, а все остальные временные. Генералом армии становятся только во время войны.
Самолеты мы получили в Сиднее. Туда их перевезли на морских судах в разобранном виде. Прилетели туда на пассажирском «Дугласе», а обратно на полученных самолетах с дозаправкой в Рокгемптоне. Это были «А-20 г». В них убрали передний «аквариум» для бомбардира и установили там шесть пулеметов «Браунинг-М2» калибром полдюйма (двенадцать и семь десятых миллиметра). Еще два таких же спаренных во вращающейся турели с электроприводом системы «Мартин» были у заднего стрелка. Его кабина при этом стала закрытой и с бронированным стеклом. Усилена защита топливных баков и важных узлов. Конечно, до «Ил-2» ему далеко, но в сравнение с японскими самолетами можно назвать танком. Четыре подкрыльные подвески усилили. На них теперь можно вешать пятисотфунтовые бомбы. По инструкции разрешалось брать восемь крупных: четыре общим весом девятьсот десять килограмм во внутренние бомбоотсеки и столько же на внешние узлы крепления под крылом. При желании грузились тяжелее. Стрелок попадал в свою кабину через нижний люк, а пилот — по специальным ступенькам на фюзеляже за задней кромкой крыла слева и по дорожке по нему. Как по мне, «Хавок» стал больше штурмовиком, чем бомбардировщиком. Нарек свой привычным именем «Тутси» и приказал намалевать под кабиной одиннадцать белых бомбочек по количеству совершенных мной боевых вылетов и белый силуэт морского судна.
74
В Восьмой эскадрилье сейчас двенадцать самолетов «А-20 г». Последние два «Митчелла» отдали в Девяностую эскадрилью. Изменились и задания. Больше никаких бомбардировок с большой высоты. Кидаем большие фугасные бомбы с замедлением взрывателя с бреющего полета или маленькие осколочные с высоты метров сто.
Двадцать третьего февраля всей эскадрильей полетели бомбить деревню Мубо. Туда отступили японцы после неудачного штурма Вау. Зашли на деревню на высоте около трехсот футов и. плавно пикируя, засыпали осколочными бомбами и одновременно полили пулями из шести носовых крупнокалиберных пулеметов. На обратном пути просто постреляли по площадям, потому что все живое уже спряталось, где сумело.
Как догадываюсь, желая накрутить как можно больше вылетов и пользуясь отсутствием противовоздушной обороны в Мубо, на следующее утро повторили налет. На этот раз сделали четыре захода зигзагом и построившись правым пеленгом. В каждом скидывали по две бомбы и стреляли из пулеметов, чтобы окучить как можно большую территорию. Никто не знает, какой был результат и был ли вообще хоть какой-нибудь, но в отчетах всё выглядело шикарно.
Следующие два дня над Мубо высели облака. Мы сидели на аэродроме до вечера, ждали погоду. На третий день командованию надоело наше безделье, послали бомбить Лаэ. Этим сейчас занимаются в ночное время тяжелые бомбардировщики. Судя по тому, что полеты
Мне по старой памяти поручили последние. Я атаковал ту, на подлете к которой подбили мою «Бэнши». Как и предполагал, строенную двадцатипятимиллиметровку оттуда убрали, решив, что больше не пригодится, перекинули в другое место, или была, но расчет не успел среагировать. С первого захода я отправил им сразу все восемь бомб. Повторный заход для фиксации результата не делал, решив не рисковать, так что не знаю, нанес ли какой-нибудь ущерб или нет. У американцев в этом плане всё проще при площадных бомбардировках. Скинул бомбы в указанном месте — молодец!
Я сразу развернулся и на бреющем ушел над устьем реки на юг к морю, где убавил скорость и подождал остальных, которые полетели бомбить террасы. Видимо, именно туда и перекинули японцы зенитные пушки калибром двадцать пять миллиметров, потому что два «Хэвока» не вернулись на базу и еще три получили такие повреждения, что еле дотянули до аэродрома Кила-Кила и надолго встали на ремонт. После этого дневные налеты на Лаэ нам запретили.
Через день нашли более интересную цель — город-порт Маданг, где находятся штаб и тыловые учреждения японской Двадцатой пехотной дивизии. От Порт-Морсби до цели по прямой триста семь миль (около пятисот километров). Это крейсерским ходом семьдесят пять минут. Отважные герои всегда идут в обход, поэтому летели почти восемьдесят, зайдя с востока, со стороны моря Бисмарка.
Аэродром в Маданге находится на берегу. Взлетная полоса обрывается перед морем. Правда, через неширокий проливчик находится плоский островок, на который можно плюхнуться и сразу остановиться, на большее места нет. Порт вытянулся дугой по берегу бухты Астролябия. Да, сверху немного похожа на этот навигационный инструмент. С запада город ограничивают невысокие горы. Наверное, глядя с них, придумали такое название.
Три «Хэвока» нашей эскадрильи отправились бомбить порт, а мне и моему ведомому, второму лейтенанту Томпсону, недавно окончившему военную авиационную школу и прилетевшему из Техаса в Сидней на приемку самолетов, доверили аэродром. На стоянке были два транспортных «Ки-57», если я не ошибся. Нам показывали фотографии разных вражеских самолетов, сообщали их тактико-технические данные, делая упор на вооружение и слабые стороны, но в реальности, особенно в бою, всё выглядит по-другому.
— С первого захода сбрасываем бомбы на самолеты с внешних подвесок, разворачиваемся и добиваем или бомбим постройки, — приказал я ведомому.
Он подтвердил прием.
Разогнавшись, я открыл огонь из пулеметов по японским самолетам, чтобы лучше рассчитать момент сброса бомб, отправил первые четыре, пятисотфунтовые, фугасные. У дальней стороны взлетной полосы нас поджидала батарея из четырех зенитных сдвоенных двадцатипятимиллиметровых пушек. Меня они прозевали, лишь несколько осколков стукнуло по хвостовой части, а вот ведомому, которому забыл сказать, что надо разогнаться, а он сам не сообразил, досталось основательно. На развороте вправо я увидел, что он продолжает лететь по прямой. На мои приказы повернуть не реагировал.
Я продолжил разворот и зашел на бреющем на зенитную батарею с фланга, стреляя их носовых пулеметов и скинув на них оставшиеся четыре бомбы. Справа увидел, как «Хэвок» исчез в густой зелени и там полыхнуло. Развернувшись еще раз, прошелся пулеметами по позициям зенитчиков. Все четыре были уничтожены бомбами, слишком большими для таких маленьких целей. После чего повернул в сторону гор, пролетел, стреляя, чтобы кинопулемет зафиксировал, над местом, где горели, испуская густой черный дым, обломки самолета. Затем вернулся на аэродром и отснял, обстреляв, разлетевшийся на куски один транспортный самолет и лежавший на «спине» второй, в который всадил длинную очередь.