Крылов
Шрифт:
Для осуществления цели комитет располагал суммой в 250 тысяч рублей. Но этот первоначальный фонд возрос в десятки раз, когда после горестных поражений на Дальнем Бостоне пожертвования стали поступать со всей России. Сбор денег обрел общенародный характер.
За короткий срок, с 1905 по 1907 год, на народные средства было построено 22 боевых корабля. Название спускаемого на воду военного судна, как правило, отражало ту часть России, где были собраны деньги на его постройку: «Москвитянин», «Забайкалец», «Украина», «Уссуриец», «Сибирский стрелок», «Финн», «Донской казак»…
Целая
Но и после столь успешного размещения народных денег в распоряжении комитета оставалось более двух миллионов рублей.
Под влиянием крыловской группы, активно работавшей в комитете, в которую, помимо Алексея Николаевича, входили профессор Бубнов, профессор Боклевский, профессор Кладо, профессор Шведе, корабельный инженер полковник Шлезингер, капитан 1-го ранга Брусилов и др., решено было направить оставшиеся деньги на создание принципиально нового эскадренного миноносца.
Корабли, главным оружием которых были мины, или, как стали их впоследствии называть, торпеды, впервые появились в России. Со стапелей в Петербурге в 1877 году сошел и первый в мире атакующий мореходный миноносец «Взрыв».
Шли годы. Появились миноносцы и в других странах. Германия, например, довела водоизмещение минных крейсеров до 530 тонн со скоростью до 30 узлов.
Избирая проект из числа представленных на конкурс Особого комитета, общее собрание его членов остановило свой выбор на следующих тактико-технических данных: водоизмещение — 1025 тонн, длина — 96 метров, ширина — 9 метров, осадка — 2,76 метра.
В основе разработок будущего корабля лежали записки «О некоторых особенностях быстроходных эскадренных миноносцев», составленные корабельным инженером подполковником И.А. Гавриловым. В теоретических предпосылках он сосредоточил внимание на прочности корпуса будущего эсминца, на основных материалах, из которых он будет построен, рассчитал остойчивость на циркуляции при скорости в 35 узлов, рассмотрел вопросы непотопляемости при повреждении двух смежных отсеков и вопрос рационального складирования нефтяного топлива.
В докладе Крылову Шлезингер, которому было поручено ознакомиться с трудом Гаврилова, писал: «Указания корабельного инженера И.А. Гаврилова признаю весьма ценными, тем более что большинство из них уже проверено непосредственным расчетом при составлении проекта Особого комитета по усилению военного флота. Все указания подполковника Гаврилова приняты мной во внимание при составлении технических условий на проектирование миноносца в 35 узлов».
Вместе со столь успешным зарождением будущего легендарного корабля начались и нападки как на него, так и на авторов.
Сентябрьские номера газеты «Новая Русь» за 1909 год пестрели критическими статьями и заметками на кораблестроительные темы. «Начав эфемерную постройку грозных дредноутов, — писала газета, — Морское министерство решило после них заняться постройкой громадных контрминоносцев…»
В этой связи газета «жалела» «многострадальные русские заводы», уверяла читателей, что никому, «и даже самому морскому
Общие газетные фразы тандема Брут — Коялович были поддержаны, как ни странно, конкретными сомнениями и предложениями Морского генерального штаба.
Очевидно, что возникал спор. И кто знает, чем он, начавшись, закончился, если бы пе авторитетные выступления Крылова по всем спорным вопросам. Он лично рассмотрел проектные данные, внес в них существенные поправки и, по существу, расчистил дорогу в дальнее плавание детищу, рождаемому на народные гривенники и копейки.
29 июля 1909 года комитет подписал с Путиловским заводом договор на постройку нового корабля.
Глава девятая
Если удавалось, Крылов выезжал отдыхать непременно в родные симбирские места. Выкроилось время для поездки и летом 1910 года. В Теплом Стане Крылов повстречался с дальним родственником Володей Филатовым. Взяв с собой собаку по кличке Спорт, они пошли побродить по окрестностям. Филатов замешкался и потеря! Крылова из вида, а скоро услышал какой-то странный его призыв:
«Володя, на помощь! Лось! Брось!» «Не загнал ли Спорт жеребенка в воду?» — подумал я и бросился к озеру. Предо мной открылось необычайное зрелище: посередине неширокого озера по грудь в воде стоял Алеша, обняв за шею молодого лося, которого я тотчас отличил от моего воображаемого жеребенка по характерной губе и ушам… Возглас «лось» относился ко мне, а «брось» — к собакам».
Так вспоминал о днях отдыха, проведенных вместе с Крыловым, знаменитый на весь мир доктор-окулист академик Владимир Петрович Филатов.
В охотничьем азарте атаковав вручную лесного красавца, два академика, мужчины сильные, ловкие, скорые на точные решения, оказались в плену у лося, так как он, с огромными усилиями выведенный на берег, повел себя непонятным для ученых мужей образом. Лось «поднял свою дотоле понурую голову и начал преспокойно жевать ветки ивняка, которые он спешно запихивал в рот своей огромной верхней губой. На нас — ноль внимания! Ми начали подталкивать его в озеро, хлопать в ладоши; он не реагировал и на лай собак, не подходивших близко, и ласково косился на нас своими выпуклыми глазами».
Воистину: «Охота пуще неволи».
Человек многоодаренный, тонкий живописец и рассказчик, человек, наделенный всемирной славой и известностью, благодарностью тысяч и тысяч людей, увидевших при его помощи земной мир буквально, Филатов с благоволением и восхищением относился к Крылову, называя его «великим сыном нашей Родины».
Описанный Филатовым случай на охоте — редчайший не только по исключительности происшествия, но и потому, что последние годы Крылов никак не мог вырваться отдохнуть в родные края. Свободные от лекций в Морской академии летние месяцы требовали более интенсивной, чем зимой, рабочей отдачи то в бассейне, то на стапелях, не говоря уж о внимании к «45 000 одуряющих входящих» бумаг в Морском техническом комитете. Но если нельзя выкроить время для нормального отдыха, он будет организован чисто по-крыловски: