Крылья над Кальдорой
Шрифт:
– Узнай, что она знает, – приказывает он.
Марко оборачивается ко мне, и на его лице появляется улыбка, но не достигает глаз.
– Это ненадолго, – произносит он, снимая перчатки. Его пальцы бледные, тонкие, но я чувствую исходящую от них силу.
Сжимаюсь, стараясь сделать себя меньше.
– Нет… – шепчу я, но он уже подходит ближе.
– Расслабься, девочка, – говорит страж, касаясь моих висков обеими руками.
Его пальцы холодные, как лёд, и я едва сдерживаю крик. В следующий момент чувствую, как что-то чужое
Голова кажется расколотой, словно кто-то пытается вскрыть её изнутри. Перед глазами вспыхивают образы. Лица людей. Локан. Гетто. Завод. Вижу это всё, и чувствую, как он копается в этих воспоминаниях, перебирая.
– Она знает о слухах, – произносит Марко. Его голос звучит издалека, сквозь нарастающий шум в голове. – Только то, что обсуждали все.
– Глубже, – бросает Эрлинг.
Марко напрягается, его руки сжимаются сильнее, и боль становится невыносимой. Кричу, но звук тонет в оглушающей тишине. Кажется, что мозг горит.
Вдруг внутри меня что-то щёлкает. Я чувствую, как волна силы поднимается из глубины. Это неконтролируемо, это просто инстинкт. Что-то вырывается наружу, и боль резко прекращается.
– Что за…? – слышу голос Марко. Его руки отдёргиваются, словно он обжёгся.
– Что случилось? – холодно спрашивает Эрлинг.
Марко смотрит на меня. Его синие глаза расширены от удивления. Он моргает, словно не верит в то, что только что произошло.
– Она… – произносит он, его голос звучит растерянно. – Ничего.
Я тяжело дышу. В голове всё ещё гул, как после сильного удара. Вдруг чувствую, как тёплая жидкость течёт по верхней губе. Кровь. Из носа.
Марко отступает, надевая перчатки.
– Она ничего не знает о взрыве, – говорит он, не глядя на меня.
Эрлинг молчит. Его холодный взгляд направлен на меня, и я чувствую, как внутри всё сжимается от страха.
– Ничего нового, – наконец произносит он, сдерживая раздражение.
Марко склоняет голову, словно извиняясь.
– Сегодня тебе повезло, Нордергард, – говорит Эрлинг, его голос звучит как приговор.
Опускаю голову, чувствуя, как мир вокруг медленно вращается.
– Уберите её, – приказывает глава Чёрной Стражи.
Меня грубо хватают за руки, рывком поднимают, и я вскрикиваю от боли, которая пронзает плечи. Ноги подгибаются, но стражам всё равно. Меня тащат к двери.
Голова гудит, как от удара колокола, и боль в висках кажется невыносимой. Каждое движение отдаётся в боку, где осталась глубокая, жгучая боль от ударов. Кровь продолжает течь из носа, тонкими каплями падая на одежду и землю. Я ощущаю её металлический вкус на губах, солоноватый и тошнотворный.
Меня вытаскивают наружу и просто швыряют. Я падаю на колени, руки врезаются в мокрую, липкую грязь. Лёд пробирает пальцы, холод проникает сквозь кожу.
Запах гари висит в воздухе, густой и удушливый. Завод, чьи стены покрыты копотью, стоит как мрачное напоминание
– Проваливай, дартлогийка! – голос Инквизита режет слух. Он гневен, полон презрения, как будто мне вообще не место в этом мире.
Я пытаюсь подняться, но ноги не слушаются. Грязь липнет к ладоням, холодная и густая. Чувствую, как она проникает под ногти, оставляя мерзкое ощущение.
– Двигайся! – кричит имперец, и я слышу звук его сапог, приближающихся ко мне.
Собрав остатки сил, встаю. Пошатываясь, делаю шаг, затем ещё один. Спина горит от боли, но я продолжаю идти. Холодный ветер бьёт в лицо, смешивая запахи гари и влаги, обжигая кожу.
Гетто встречает привычным зловонием сырости, гнили и грязи. Узкие улочки кажутся длиннее, чем обычно. Тусклый свет фонарей выхватывает лишь очертания зданий, покрытых плесенью.
Каждый шаг отдаётся тупой болью в боку. Я чувствую, как ткань на локтях и коленях пропитана грязью, холодной и влажной, словно это проклятие, которое не смыть.
Тени на улицах кажутся живыми, наблюдающими за мной. Но я знаю, что здесь никто не подойдёт, чтобы помочь. Это гетто. Здесь никого не волнует чужая боль.
Я едва волочу ноги, каждый шаг даётся с трудом. В голове пульсирует боль, а грудь стянута, будто на неё наложили железный обруч.
Когда добираюсь до своей комнаты, ноги подкашиваются, и я падаю на колени. Запах сырости и плесени внутри ещё сильнее, но мне всё равно.
Я не плачу сразу. Просто сижу, уставившись на старый деревянный пол. Руки грязные, ссадины на ладонях кровоточат. Капли грязной воды падают с волос на колени, образуя тёмные пятна на полу.
Тишина давит, как огромный груз. Внутри всё пусто, и я больше не могу сдерживать эмоции. Слёзы начинают течь по щекам, смешиваясь с грязью, оставляя на коже липкие дорожки.
– Ненавижу, – шепчу я, голос дрожит, почти ломается. Слова растворяются в пустоте. – Ненавижу их всех…
Сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Внутри всё кипит. Боль в теле уступает место ярости, тихой, но неугасающей.
Я ненавижу Чёрных Стражей. Ненавижу их презрительные взгляды, холодные голоса, безразличие, с которым они бросают нас в грязь. Ненавижу их за то, что они сделали с моими родителями.
Я больше не позволю Империи унижать меня.
Но в этот момент, сидя на холодном полу в одиночестве, я чувствую себя ничтожной, как никогда прежде.
Дверь открывается.
– Элин?! – голос Кайры звучит испуганно.
Поднимаю голову, и вижу, как она входит, её лицо искажено ужасом. Она бросает свои вещи на стол и подбегает ко мне.
– Что случилось? Кто это сделал? – спрашивает она, опускаясь на колени рядом.
Открываю рот, но издаю только хриплый звук. Слёзы льются без остановки, и я начинаю рыдать, громко, истерично, словно всё, что накопилось за день, прорывается наружу.