Крым-2. Остров Головорезов

Аверин Никита

От бухты постоянно дул сырой холодный ветер, заметая весь город капельками соленой мороси. Трупы дохлых медуз плавали на маслянистой поверхности моря. Судоходства не было, пираты Рыжехвоста лютовали на каботажных маршрутах, матросы Черноморского флота дурели от тоски и спускали все деньги на гладиаторских боях на атомном крейсере «Адмирал Лазарев». Пришвар­тованные к флагману три десятка прочих судов покачивались на медленных волнах Севастопольской бухты, матросы жрали медуз во всех видах и способах приготовления, глушили «Боцмановку», а капитан Воронин продолжал

провоцировать американцев, зазы­вая их бойцов-гладиаторов на призовые схватки.

Воловик боев не любил, ему было жалко зверушек. Хоть и му­танты, хоть и уроды, а живые, чего ради их убивать? То ли дело твари из развалин города, нападающие на караваны, или бандиты, захватывающие заложников ради выкупа.

Так неторопливо протекала жизнь в плавучем городе.

Капитан Воронин поставил Воловика присматривать за глади­аторами, кормить их, поить и чистить клетки. Работа не самая чи­стая, но и не тяжелая (если соблюдать осторожность), да и возить­ся со зверями Воловику было по душе.

А в перерывах между кормлениями Воловик вязал на спицах.

Прозвенел старый, откопанный в руинах механический будиль­ник, и Воловик отложил спицы, встал, взвалил на широкие плечи коромысло с двумя ведрами с едой для мутантов (которую кок «Адмирала Лазарева» называл просто и незамысловато — хавчик) и пошел кормить питомцев.

Мутантов держали в клетках в трюме атомного крейсера, в два ряда по десять клеток. Шагая мимо голодных тварей под жадное рычание, скуление, подвывание и верещание, Воловик машинально осматривал подопечных.

Первым по левую руку сидел медведь-мутант по кличке Балу. Тварь медлительная и крайне опасная. Обычные животные перед тем, как броситься, скалят зубы, вздыбливают шерсть или еще каким способом проявляют агрессию; Балу же атаковал всегда внезапно, с тем же меланхоличным выражением на морде, что и всег­да. И фиг поймешь, что у него в голове.

Напротив Балу обитала Погремушка — полусобака, полуобезья­на, проворная, хитрая, злобная и умеющая пронзительно верещать, за что бои с ее участием пользовались особой популярностью.

Рядом обитал Крекер — нечто малопонятное, смахивающее на гибрид алабая и маламута, ласковое, умильное существо, способ­ное сбить с ног и не загрызть, а задушить оппонента мощным хвостом.

Его соседом был Данди — мускулистая тварь, по виду напоми­навшая помесь крокодила с ротвейлером. Вывести его из себя было крайне трудно, первые пару минут боя он спокойно сносил наско­ки и укусы противника, не особо их чувствуя мощной чешуйчатой шкурой, зато потом... Словом, те, кому все же удавалось сделать Данди больно, жили недолго, зато умирали быстро.

Следующая клетка пустовала — там некогда обитала Химера, разорванная напополам конем-мутантом по кличке Один, принад­лежавшему классному парню Поште из клана листонош.

Хороший он был мужик Пошта, честный, цельный. Воловик хо­дил с ним в рейд — вместе с мичманом Зиняком и доктором Ста­сом — и понял, что листоноше можно доверять. К сожалению, По­шта ушел по своим загадочным делам, а Воловик остался на «Ад­мирале Лазареве», прозябать в вонючем вольере...

«А

чего это я вдруг про листоношу вспомнил?» — удивился Во­ловик, и тут же понял: возле пустой клетки Химеры стояла холщо­вая сумка для писем и висели защитные очки-гогглы вроде тех, что носил Пошта.

«Откуда они здесь?» — удивился матрос, но обдумать эту мысль как следует не успел.

Кто-то спрыгнул на него сверху — кто-то, одетый во все черное. Видимо, черный человек что-то делал с клетками, когда Воловик пошел кормить животных, и спрятался, уцепившись за балки на потолке — а про сумку и очки забыл (или нарочно оставил), и те­перь торопился убрать свидетеля.

От удара Воловик полетел вперед и врезался в прутья клетки. Навстречу ему метнулся Стригач — смесь камышового кота со скунсом, больше всего любивший жевать шерсть противника — но Воловик отпрянул от клетки до того, как мерзкая тварь вцепилась ему в бороду, и сразу обернулся.

Человек в черном стоял в боевой стойке, выставив перед собой руку с кинжалом. Воловик же, как назло был почти безоружен. Почти — потому что коромысло для ведер с хавчиком тоже вполне себе оружие, особенно в умелых руках. А руки у Воловика были умелые.

Он раскрутил коромысло над головой, сделал ложный выпад, выманивая противника на атаку — тот не поддался, опытный, гад, и рубанул наотмашь по колену. Черный подпрыгнул и коротко ужалил клинком, едва не достав Воловику до лица.

Бойцы закружили в узком коридоре, переступая мягко и осто­рожно. Звери бесновались в клетках. Воловик пнул ведро с хавчи­ком, разливая содержимое — густую жижу с кусками мяса — под ноги врагу, а потом футбольным ударом отправил ведро в лицо противника, скрытое черной балаклавой.

Черный отскочил, вцепился в прутья ближайшей клетки (там сидел Данди) и до того, как ротвейлер-крокодил оттяпал ему паль­цы, ловким изящным прыжком перескочил на клетку Погремуш­ки. Воловик прыгнул следом через скользкую лужу разлитого хавчика и ударил коромыслом, как копьем. Промазал, прутья клетки зазвенели, Погремушка заверещала. Черный крутанул сальто в воздухе и приземлился за спиной у матроса.

«Вот же ловкий, сволочь», — восхитился Воловик, нанося тыч­ковый удар назад. Черный попятился. Еще два шага — и он по­скользнется на хавчике. Воловик закрутил коромысло мельницей, наступая вперед. Черный присел, уклонился и выбросил ногу в стремительном ударе в пах. Но Воловик успел поставить блок.

Наступила пауза — как оно всегда бывает в драке, ежели та длится дольше пяти секунд. Воловик перехватил коромысло, ачерный сделал странное — поглядел на часы.

«Интересно, кто ты такой? — подумал Воловик. — Простой бан­дит? Не похоже. Лазутчик букмекеров, хочешь притравить наших бойцов, чтобы были сонные и вялые на арене? Вряд ли. Тогда что ты забыл в вольере?!».

И почему он смотрит на часы?!

Черный взмахнул кинжалом и перешел в наступление. Корот­кий клинок в его руке порхал как бабочка и жалил как пчела. Судя по интенсивности атаки, черный торопился удрать из вольера. Опаздывал, наверное. На званый ужин.