Крымская война

Семанов Сергей Николаевич

Здесь весьма уместно сказать об адресате Горчакова: граф Павел Дмитриевич Киселёв был одним из выдающихся деятелей России минувшего века (сегодня о нём мало знают, что несправедливо). Патриот, глубоко образованный человек, участник Отечественной войны, он уже в 816-м подал Александру I записку о скорейшей отмене крепостного права; эти усилия он настойчиво предпринимал и во всё время долгого царствования Николая I — тщетно. Горчаков, сменив Нессельроде, решительно стал освобождаться от его приспешников, заменяя их людьми патриотическими и дельными. На ключевой дипломатический пост посла в Париже был назначен уже в 856-м немолодой — шестидесяти восьми лет от роду — граф Киселёв. Человек он был самостоятельный и сильный,

и Горчаков мог вполне на него положиться, ибо их объединяло главное: общее понимание задач, стоящих перед Родиной.

Известно, что выдающиеся руководители всегда привлекают к себе талантливых решительных помощников, доверяют им на свой страх и риск вести важнейшие дела. И напротив, руководители слабые подбирают себе исполнителей по собственной мерке. Вспомним, какой блестящей плеядой окружён был Пётр Великий и какие тёмные ничтожества клубились вокруг Николая I; по Сеньке и шапка... Конечно, Горчаков не был Петром, размах его деятельности куда меньше, но он исходил из тех же принципов и сразу же стал подбирать соответствующих помощников.

Скажем ещё лишь о двух, наиболее ярких. Александр Генрихович Жомини был сыном наполеоновского офицера, коменданта Смоленска в 812-м. Затем он перешёл на русскую службу и стал одним из ведущих наших военных теоретиков (это о нём говорилось в знаменитой поэтической шутке: «Жомини да Жомини, а об водке ни пол слова...»). Сын его, Александр Генрихович, с молодых лет служил на дипломатическом поприще, во время Крымской войны участвовал в важнейших переговорах, где и познакомился с будущим канцлером. Они сошлись во взглядах на внешние задачи России, и в 856-м Горчаков назначил Жомини старшим советником МИД. По сути он стал его личным порученцем.

Выбор оказался правильным: сорокалетний дипломат обладал не только большим опытом, но и сильным литературным талантом: он составлял и редактировал все важнейшие документы Министерства, а Горчаков, соученик Пушкина, очень ценил качество слога в дипломатии, он понимал, что это есть не только деловые документы, но имеющие также общественное воздействие («пропагандистское», как сейчас бы выразились). Горчаков в полном доверии проработал с Жомини вплоть до своей отставки. Кстати, советник министра оставил ряд мемуарно-исторических сочинений о Крымской войне; написанные очень живо, они давным-давно не переиздавались, что несомненно следует сделать.

Георгий Чичерин: «Ближайший сотрудник кн. Горчакова во всё время его управления был старший советник Министерства бар. А.Т. Жомини... Человек самых привлекательных личных качеств, образованный, с тонким и впечатляющим умом, он особенно славился как стилист. Большинство дипломатических циркуляров в управлении кн. Горчакова составлены бароном Жомини, он умел облекать мысль Правительства в осторожную дипломатическую форму. Будучи близким к кн. Горчакову лицом, бар. Жомини научился ценить лучшие его качества, и между ним и князем установилась крепкая связь взаимного расположения. И после смерти кн. Горчакова бар. Жомини выступал в печати защитником его личности и памяти».

Ещё одним деятельным помощником Горчакова стал родовитый российский дворянин Егор Петрович Ковалевский. Крупный знаток истории славянства, он ещё двадцатишестилетним начал свою деятельность в Черногории (по образованию, кстати, горный инженер — редкая специальность в тогдашнем дипломатическом корпусе!). В ту пору эта крошечная горная страна, населённая воинственным и свободолюбивым народом, была средоточием мировых политических интриг на Балканах. Судьба Ковалевского заслуживала бы отдельного сюжета, ибо там содержался истинный приключенческий роман, включая перестрелки в лесистых ущельях. Скажем лишь, что молодой горняк сделался дипломатом не по назначению, а исключительно в силу собственных талантов: ему удалось решить на Балканах многие важные дела в пользу России.

В 1849-м (ему

было уже тридцать семь) — крутая перемена судьбы: миссия в Пекин, столицу полностью замкнутого тогда Китая. И опять немыслимые приключения в азиатских бескрайних пустынях, в ещё более опасных лабиринтах императорского пекинского двора, и опять полный успех — подписание в 851-м известного в истории Кульджинского договора, в существенной степени определившего, и в положительном смысле, русско-китайские отношения у границ Средней Азии. Ковалевский, знаток острейшей тогда Балканской политики и одновременно — Дальнего Востока, был в том же 856-м назначен директором Азиатского департамента МИД, в ту пору это было огромное «хозяйство», обнимавшее просторы от Адриатики до Японского моря.

Мы остановились только на трёх деятелях, выдвинутых Горчаковым на смену замшелым николаевским бюрократам, но из этого краткого рассказа видно, сколь деятельных и самостоятельных людей подбирал новый министр себе в сотрудники.

Стратегическую линию внешней политики России Горчаков твёрдо определил с первых своих шагов, и теперь видно, что выбор пути оказался верен. Внутреннее положение страны было крайне тяжёлым, требовались крупные перемены и преобразования, решительная ломка многих окаменелых устоев, обычаев и привычек. Ясно, что такие перемены, даже проводимые сильной властью и с необходимой в таких случаях осторожностью, порождают в различных слоях общества недовольство и даже волнения: на всех не угодишь, жизнь соткана из противоречий. Нужно отменить крепостное право, этот позор России, укрепить расшатанную денежную систему, перейти к европейским способам хозяйствования в промышленности, пересоздать вооружённые силы на современной технической основе, а как залог — порвать паутину бюрократов-крепостников, которая цепко оплела русский народ, не давая развернуться его творческим силам и талантам.

Исходя из этого, дипломатия должна обеспечить России мир и покой на внешних рубежах. Казалось бы, достаточно прекратить нелепые военно-политические авантюры, и покой странообеспечен. Нет, всё обстояло совсем не так просто, и Горчаков это хорошо понимал. Середина прошлого века — классический период колониализма, когда слабых или ослабевших безжалостно порабощали, для захватчика это почиталось тогда подвигом, а не позором. Судьба великих стран и великих народов Индии и Китая, нагло и беззастенчиво ограбленных западными дельцами, были у всех на виду. Значит, Россия должна быть не только миролюбивой, но и сильной. Как сохраниться в качестве великой державы при таком расстройстве внутри страны? Сохраниться не для захватов, а для необходимой обороны? Не только осмотрительной внешней политикой, но и постоянной готовностью к отпору. А раз собственные силы недостаточны, надо находить союзников, ибо все они были растеряны при Нессельроде.

Английская плутократия сразу же показала, что России нужно быть настороже и не обольщаться достигнутым прекращением войны. Едва вступил в силу Парижский трактат, как Британия снова стала угрожать нам с юга. Слабого добей...

Георгий Чичерин: «Английские суда, уже выведенные из Чёрного моря, вступили в него обратно, что было нарушением существующих договоров. В этом выражалась та безрассудная политика, какую Пальмерстон вёл в те годы во всех частях света... Перед кн. Горчаковым встал вопрос: как поступить? Примириться с грубым фактом незаконного вступления англичан в Чёрном море? Это означало: опозориться. Сопротивляться силой? Это принесло бы: Наполеон III примкнёт к своей союзнице по Крымской войне. А для серьёзных военных действий Россия не имела сил. Требовалось избежать двойной опасности: и того, чтобы храбриться бесцельно, и того, чтобы уронить своё достоинство. Мнение кн. Горчакова заключалось в следующем: воспользоваться действиями Англии, чтобы притянуть Францию к России...