Крымская война
Шрифт:
В тридцатых годах прошлого века главнейшим узлом международных противоречий сделался так называемый «восточный вопрос». Огромная Османская империя жестоко угнетала множество разноплеменных народов. Турецкие феодалы грабили население покорённых стран, тормозили развитие их культуры. Особенно тяжёлым было положение славянских народов Балканского полуострова. Южные славяне не прекращали борьбы против турецких захватчиков, постоянно оглядываясь на Россию.
Османская империя, разбитая в нескольких войнах, с трудом удерживала под своей властью покорённые народы. В кабинетах Петербурга, Лондона, Парижа и Вены открыто говорили о дележе наследства «больного человека» — Турции. Для России «восточный вопрос» имел особое значение: она стремилась добиться свободы торговли и мореплавания
Успехи России были враждебно встречены правителями других европейских государств, в первую очередь Австрии. «Лоскутная монархия», под игом которой также томились многие славянские народы, опасалась и усиления русского влияния и роста освободительного движения на Балканах. Обострились и русско-английские отношения: английская буржуазия, для которой турецкие провинции служили огромным рынком сбыта промышленных товаров, старалась противодействовать проникновению России на Балканы, не брезгая, как обычно, никакими средствами, Горчаков в ту пору стал уже опытным политиком: прибыв в Вену, он сразу же начал подробно знакомиться с политическим положением стране. Опыт долголетней дипломатической службы при различных европейских дворах позволил ему правильно оценить политику австрийского кабинета и трезво подойти к заявлениям Меттерниха о «преданности» России. Артистическое притворство австрийского канцлера и его необычную изворотливость Горчаков помнил ещё по конгрессам Священного союза.
В то время русским посланником в Вене был престарелый Д.П. Татищев, который находился под сильным влиянием Меттерниха и пребывал в уверенности, что пылкие речи австрийского канцлера о его дружбе к России соответствуют истине.
Новый советник русского посольства придерживался другого мнения, и он не стал его скрывать. Неоднократно исполняя обязанности посланника, Горчаков шлёт многочисленные депеши в Петербург, доказывая, что Меттерних втайне организует противодействие русской политике на Балканах. Горчаков напоминал о враждебной позиции Австрии во время минувшей русско-турецкой войны. Он информировал Петербург, что за спиной России Меттерних пытается договориться с Англией о борьбе против русского влияния в Турции.
Главную задачу русской дипломатии в Вене Горчаков усматривал в том, чтобы не допустить направленного против России союза Австрии с Англией. Оценка была правильной, а политический вывод — дальновидным. В Англии в ту пору развивалась шумная кампания в печати против России. Возглавлял её известный журналист, историк и дипломат Дэвид Уркварт, весьма влиятельное лицо в тайных недрах британской политики. Он занимал с 1834 года скромный пост в английском посольстве в Константинополе, но планы строил обширные: вытеснить Россию не только с Балкан, но и с Кавказа и Каспийского моря. В Вене заинтересованно приглядывались к тем планам...
Казалось бы, оценки Горчакова были очевидны до бесспорности, но в Петербурге к ним не только не прислушивались, более того — они вызывали раздражение в руководстве российского МИД. Тайные причины тут совершенно очевидны. Итак, получилось, что в Вене Горчакова начал выживать Меттерних, а в Петербурге — его тайный «брат» Нессельроде. К тому же простоватый Татищев тоже ревновал к своему молодому и самостоятельному помощнику и всячески ему препятствовал.
Работать в такой обстановке трудно даже человеку с такой выдержкой, какая всегда была у Горчакова. А тут ещё ему случилось вызвать и некоторое недовольство самого Николая I. В сентябре 1835 года в местечке Теплице состоялась встреча монархов России, Австрии и Пруссии. Во время переговоров был обсуждён, в частности, вопрос о судьбе польского вольного города Кракова. Ещё со времён Венского конгресса этой крошечной части Польши было оставлено подобие независимости, ибо
Горчаков не одобрял решения о передаче Кракова Австрии. Это вело к усилению империи Габсбургов, не давая России ничего взамен. Горчаков совсем не разделял уверенности Нессельроде, будто австрийское правительство намерено поддерживает Россию против Турции. Наоборот, он предупреждал, что содействие Австрии «всегда будет более кажущимся, нежели действительным». Так оно впоследствии и случилось, но мнение это стало известно царю, а самовлюблённый Николай возражений не любил, как не терпят их все слабые руководители.
Внешне карьера Горчакова протекала вполне благополучно: 4 сентября 834-го он сделался статским советником, то есть получил гражданский чин, примерно равный генерал-майору, а два с половиной года спустя, в марте 837-го, ему был пожалован монарший подарок — «золотая табакерка, украшенная бриллиантами» (Горчаков никогда не курил табака и его не нюхал, но подарок этот носил вполне официальный характер и был весьма почётен). За без малого пять лет службы в венском посольстве Горчаков четыре раза исполнял обязанности посланника, причём один раз на протяжении десяти месяцев. Он от своего имени посылал депеши в Министерство иностранных дел, ему были адресованы письма Нессельроде. Современники отмечали, что к тому времени Горчаков приобрёл большую известность в дипломатических кругах. Но в Петербурге его способностей не оценили. Под влиянием Нессельроде отношение к нему в правительственных сферах было неблагоприятное.
Независимость Горчакова, самостоятельность его мнений, отсутствие подобострастия не могли расположить к нему правителей николаевской России. Вот один характерный эпизод. 26 сентября 1835 года, вскоре после окончания переговоров в Теплице, Николай I в сопровождении шефа жандармов Бенкендорфа прибыл в Вену. Горчаков в это время исполнял обязанности посланника и нанёс визит Бенкендорфу. Позже Горчаков рассказывал об этой встрече: «После нескольких холодных фраз он, не приглашая меня сесть, сказал: «Потрудитесь заказать хозяину отеля на сегодняшний день мне обед».
Я совершенно спокойно подошёл к колокольчику и вызвал метрдотеля гостиницы.
— Что это значит? — сердито спросил граф Бенкендорф.
— Ничего более, граф, как то, что с заказом об обеде вы можете сами обратиться к метрдотелю гостиницы...»
Людей независимых, с самостоятельными суждениями не любят во все периоды политического застоя, а николаевское время было именно таким. По совокупности многих поводов (а причина была одна, о которой уже говорилось) Горчакову пришлось оставить Вену. 26 апреля 1838 года он был, как сказано в формулярном списке, «уволен от должности советника посольства в Вене для употребления по другим делам». Шло время, но никакого «употребления» Горчаков не получил. Вскоре он сделал, по словам одного из его близких знакомых, «превеликую глупость в борьбе с врагами»: подал в отставку, рассчитывая, что её не примут. Её, однако, приняли, и 25 июля Горчакова был, «согласно прошению его, уволен вовсе от службы». Теперь такое называется «по собственному желанию»...
Это был удар. Преуспевающий сорокалетний дипломат в генеральском чине в одночасье оказался за дверью. Неприятности всегда бывают не вовремя, но Горчакову прямо-таки особенно не повезло. Как раз с весны он посватался, а 17 июля — за неделю до отставки! — обвенчался с вдовой гофмейстера графа Мусина-Пушкина, урождённой княжной Марией Урусовой. Невесте перешло уже за тридцать, она имела детей от первого брака, но женитьба считалась в понятиях той среды чрезвычайно благополучной: жена Горчакова была умна, светски безупречно воспитана, а главное, принадлежала к высшему слою русской аристократии. Отец её, Александр Михайлович Урусов, потомок старинного княжеского рода, был в ту пору президентом Московской дворцовой конторы — весьма серьёзна должность в придворных кругах.