Крымские истории
Шрифт:
Я бы вас, сволочей, и сегодня… Рука бы не дрогнула – только бы автомат дали».
Задохнулся от ярости мой собеседник и хрипло довершил:
– Истину говорю, сынок. И так у меня сердце зашлось, что я даже свою трость о его хребет поганый, переломал…Правду говорю.
Он развёл руки в сторону и сокрушённо, от великой печали, вздохнул:
– А ты говоришь – ресторан. Нет у меня на ресторан. Опять же, трость покупать надо. Тяжело мне уже, без трости…
Я его даже перебил:
– Не обижай,
– Ну, коли так, – и он улыбнулся, – я уже сто лет в ресторане не был. Пошли, коль от чистого сердца.
– От чистого, от чистого, отец, – засмеялся я, и, подхватив увесистый сидор с книгами Солженицына, взял так понравившегося мне фронтовика под левую руку и мы стали неспешно подниматься по ступенькам, от самого моря, на суетную набережную.
Проходили, как раз, мимо киосков со всякими сувенирами, и я увидел всевозможные трости, целые их охапки, красиво установленные в специальные, круговые стеллажи
– Отец, одну секунду. Посиди на этой скамейке. Я сейчас…
И когда я, через несколько минут появился с красивой, вишнёвого дерева тростью, окованной бронзой по рукояти – он даже прослезился.
– Это, отец, чтоб не лопнула на спине того мерзавца, прочная. Прими, от всего сердца, на добрую память, как фронтовик от фронтовика.
Он сердечно меня поблагодарил, примерил трость:
– Как угадал – по росту и в руке – очень удобна. Внизу – потяжелее, легко переставлять. Спасибо, сынок, – и он сняв, свою видавшую виды шляпу, мне поклонился.
– Пошли, отец, обмоем трость, чтобы служила тебе долго.
И мы неспешно пошли к ресторанчику. Я любил тут бывать во время своих редких наездов в Крым.
У меня даже появилась своя любимица – молоденькая официантка, Алла, милейшая девочка, умеющая без угодливости, так красиво и неназойливо обслужить своих клиентов, что я, отобедав у неё один раз, норовил, затем, попасть только в её смену.
И сегодня был её день. Завидев меня издали, она заулыбалась и поспешила нам навстречу:
– Садитесь за тот столик, – указала она, – там будет очень удобно. Хорошо видно море и солнце не будет глаза слепить.
– Спасибо, Аллочка.
Мы уселись за стол и она сразу же подошла к нам с красивым меню.
– Аллочка, не надо нам меню. Нам – хороший обед, на Ваш выбор, но непременно – с горячей ухой, бараболей, и… водочки – холодной, графинчик, грамм… на пятьсот.
Мой гость, от предвкушаемого удовольствия, даже крякнул.
– А для начала – можно, сынок, – он просительно посмотрел на меня, – водички бы… И сигаретку…
– Да, Аллочка, сначала – «Боржоми», две бутылки и пачку «Давыдова»… Нет, две.
И мы на минутку замолчали. Я вынул из кармана пачку привычного «Давыдова» и протянул моему гостю,
Тут же раздался его голос:
– Ух ты, что же это такое, не курил таких, отродясь, – и он взял пачку в руки.
– Я «Приму» всё, по доходам.
И мы, оба, с удовольствием, вновь затянулись душистым дымом.
– Слабоватые, но приятные, – после двух-трёх затяжек сказал фронтовик.
А тут поспел и наш запотевший графинчик, какие-то мудрёные салаты с морепродуктами в красивой посуде.
В розетках, рубином, отсвечивала икра, замысловато накрученное масло, с ветками петрушки, побуждало аппетит.
Я соорудил ему и себе бутерброд с икрой, на что он смотрел почти со страхом, налил по хрустальной рюмке, доверху, холодной водки и искренне, от всего сердца, сказал:
– За тебя, отец, за фронтовика, за Великую Победу нашу. Как бы кто ни хотел, не опорочить её никакому отступнику. Бились Вы за Родину, Отечество наше, за Великую, Единую и Неделимую страну нашу. И мы всегда помним это и, как могли, на что хватало сил и совести, продолжали Ваше дело.
– Кланяюсь тебе, отец, – и я, поднявшись из-за стола, выпил рюмку до дна.
Мой гость, как-то по-детски захлопал глазами и даже прослезился:
– Жаль, мать не видит. Честь какая. Сам Герой за меня чарку поднял.
И, прежде, чем выпил свою, спросил:
– А в чине – каком же будешь, сынок?
– Все мы, отец, солдаты Отечества, это самое высокое звание. А так – генерал-лейтенант.
– Ну, ты, сынок, полегче. Эка, куда хватил, генерал-лейтенант. Пил бы твой генерал, со мной.
Я смеялся так, как давно уже не смеялся. И на душе было светло и уютно.
Вынул из кармана пиджака удостоверение личности и передал старому солдату.
Тот, шевеля губами, вслух прочитал: «Генерал-лейтенант Измайлов Владислав Святославович, командующий танковой армией».
– Ну, сынок, товарищ генерал-лейтенант, вот честь-то какая выпала. Мне за всю войну – один лишь раз генерал вручал орден, а так – я и не видел-то генералов, ну, порадовал…
– Отец, брось ты это. Прошу тебя. Не я, а ты здесь – главный герой. И я тебе, таким как ты, отцу моему, фронтовому разведчику, обязан всем.
Поэтому – не будем, отец, хорошо? Мы же собрались по другому поводу.
И только после этих слов – он как-то успокоился, лихо – опрокинув вторую рюмку и, от удовольствия, откусив от бутерброда с икрой изрядный кусок, даже закрыл свои глаза.
Под горячую ароматную уху, мы выпили ещё по рюмке и я ждал, когда он утолит первый голод и вернётся к заинтересовавшему меня разговору, начавшемуся на набережной.
– Аллочка, не торопитесь подавать, – обратился я к официантке, – у нас долгий разговор…