Крымские тетради
Шрифт:
– Но, господин офицер!
– Молчать! Я знаю, что ты коммунист, но также знаю, что ты расчетливый хозяин.
– Немного подумав, немец добавил: - И не болван. Если не хочешь болтаться на веревке - будешь делать. Да знай: нам известно, что большевики отсюда ничего не вывезли. Ясно?
Немцы уехали.
Основная часть Лак была тайно эвакуирована. Македонский и Черный привели отряд в Лаки, теперь уже, скорее, в то место, где при случае не так уж опасно принять и бой.
Для бахчисарайцев это была первая за
Партизаны мылись, стирали белье, брились.
Днем же отряд снова отсиживался в прилесках, откуда летучие боевые группы в составе трех или четырех самых отважных партизан уходили за Бахчисарай на магистраль Симферополь - Севастополь.
Они молниеносно налетали на одиночные фашистские машины и заставляли фашистов держать на этом участке сверхусиленную охрану.
А через несколько дней в Лаки пришла первая небольшая румынская команда во главе с унтер-квартирьером. Румыны, грязные, усталые после штурма Севастополя, плакали, ругали фашистов и своего Антонеску, напропалую пьянствовали и не замечали вооруженных людей, посещавших деревню.
Правда, значительно позже мы узнали: замечали, но делали вид, что кругом полный порядок.
Вскоре в деревню пришла румынская рота приезжавшего ранее румынского напудренного капитана. Начались повальные обыски, - разумеется, безрезультатные. Время врагом было упущено: все, что было, попало в партизанские руки и спрятано в надежном месте. Капитан ругался, бил солдат, особенно унтера, которого трезвым так никогда никто и не видел.
Уже с утра тревожно было на улицах деревни. Лели и Николай Спаи побежали в дома колхозников, которые еще задержались в Лаках.
– Уходите скорее!
Кое-кто не успел.
На трех машинах нагрянули каратели. Командовал ими бледнолицый агроном из Фрайдорфа.
Небольшую группу колхозников согнали в клуб. Начался допрос:
– Где скот? Почему пустые сараи? Где, наконец, народ?
Лели был внешне спокоен, он знал, на что шел и что его ожидает.
– Народа нет, господин офицер. Разве его кто удержит?
Офицер стоял перед Лели, смотрел в глаза председателю.
Он только сейчас понял, что из себя представляет "бургомистр".
– Арестовать!
– ударил хлыстом председателя.
Подошел к черноусому Спаи, смерил его взглядом.
– Взять!
Автоматчики окружили Лели, Спаи, Григория Александровича и еще двух колхозников и погнали по лесной дороге в Керменчик.
Маленький бухгалтер шел между Лели и Спаи - рослых, плечистых. За утесом скрылись родные Лаки, дорога круто повернула на Керменчик, где комендатура, каратели и полицаи. Уже вдали виднелся серый минарет с ярким серебристым серпом.
– Непременно бежать вам надо, ребята!
– прошептал бухгалтер.
– Я отвлеку фашистов, а вы потихонечку отставайте от меня.
...
– А вы, Григорий Александрович?
–
– Делайте, что надо, прошу!
– умолял Григорий Александрович.
Высота осталась позади, дорога начала скользить в ущелье.
Григорий Александрович рванулся вперед, упал и закричал дико, страшно. Конвойные остановились, оторопев.
– А... а... аа! Не убивайте... не убивайте! Я жить хочу, я старый челов... ее., кк!
Солдаты начали пинать старика ногами.
Возле Спаи остался один, да и тот смотрел, как на земле бьется старикашка.
Спаи ударил гитлеровца в живот. Лели - другого, что бросился на помощь. Оба прыгнули в ущелье. Первая пуля догнала председателя колхоза Владимира Лели. Вторая прожгла Спаи руку, но он все-таки ушел и добрался до горы Татар-Ялга, где стоял пост бахчисарайцев.
Македонский бежал навстречу:
– Николай! Что за стрельба, что с тобой?
– Беда, командир! Сожгли деревню... убили Лели, а нашего бухгалтера с собой увели...
– чуть ли не плакал Спаи.
Спаи рассказал, как нагрянули каратели, какой подвиг совершил старый бухгалтер, спасая жизнь другим.
– Выручать надо, командир!
– умолял Спаи, стягивая жгутом руку выше предплечья.
Партизанка-повариха Дуся тоже слушала Спаи. Она смотрела в глаза командиру, но тот не замечал ее. После гибели семьи комиссара она стала неистовой. Бывало, пошлют ее на разведку, прикажут идти без оружия, Дуся все сделает, как было приказано, но, возвращаясь в лагерь, непременно подкараулит где-нибудь фашиста, швырнет гранату и наделает ненужного переполоху.
– Только на кухню!
– рассердился комиссар.
Но с хозяйством у Дуси не ладилось: то каша пригорит, то от всей неприхотливой партизанской пищи такая горечь, что и на голодуху трудно ее прожевать.
Иван Иванович Суполкин жалел ее, пытался смягчить комиссара.
– Василий Ильич, карантин затянулся, а?
– Нет!
– Черный несговорчив.
– Распроклятая у меня судьба, Ванечка!
– ахала Дуся. Перебила несколько тарелок, которыми пользовалось командование, и долго плакала.
И вот стоит сейчас Дуся перед командиром, и в глазах у нее такая мольба...
– Что тебе?
– Македонский повернул к ней голову.
– Пошли меня в Керменчик, старика жалко.
– Ты шуму наделаешь!
– Нет, командир! Нешто я не понимаю - нельзя!
– Тебя там знают?
– Ни одна гадина, на иконы помолюсь!
– Ну, смотри мне! Только узнай, что к чему, поняла?
Немцы сожгли в Лаках все постройки. Сгорели дома, ферма, клуб, сгорел сад. Все сожрало пламя.
Совсем недалеко от пылающей деревни, на скале, без шапки, с забинтованной рукой стоял Николай Спиридонович Спаи - потомственный житель деревни, которую на его глазах стерли с лица земли.