Крымские тетради
Шрифт:
– Чистый?
– Не пробовал.
– Тогда разбавь. Пей!
Выпил - аж дух захватило.
– Закусывай, - подвинул банку фаршированного перца.
– Не отказываюсь!
– сказал я весело.
– Теперь толком покажи дорогу на Ялтинский отряд, а оттуда на Акмечетский.
Я поднял на генерала глаза. Взгляды наши встретились.
– Я совсем недавно вернулся из Ялтинского. Обстановку могу доложить.
Генерал строго:
– Что приказано, то и делай.
– Ясно.
Доложил,
– Подпишете приказ о вступлении в командование районом? Он написан, я потянулся к планшету.
Генерал рукой остановил:
– Пригляжусь к отрядам, а потом скажу. А пока так: чтобы на рассвете был у меня толковый проводник к ялтинцам. Всё!
Генерал переночевал и ушел, увел майоров и капитанов, охрану - группу автоматчиков. Мы снова остались с Иваном Максимовичем в своем штабе. Лишь недостроенная землянка напоминала о шумных гостях.
Бортников прикинул так и этак, а потом попросил:
– Пиши Мокроусову рапорт: генерал в командование не вступил, дорога у него севастопольская. Все ясно?
– Яснее некуда, товарищ командир! Генералу - фронт, партизану - лес!
– Все так и должно.
Поступают тревожные вести из отрядов: каратели готовят против нас небывалую по масштабам экспедицию: дивизии подтягиваются к горам.
Из штаба полетели наши связные с предупреждением: внимание!
12
Ялтинцы приветливо встретили генерала.
Аверкин со своими майорами, капитанами, телохранителями. Остатки первой боевой группы. Вторая группа - ребята на подбор... Всего более ста пятидесяти партизан. Сила! Казалось, сам черт им не страшен, не то что карательный отряд. Пусть попробуют - по сопатке получат!
Генерал первым делом потребовал установить связь с командиром Акмечетского отряда Кузьмой Калашниковым.
Связные немедля бросились выполнять генеральский приказ.
Но Аверкин не хотел покидать ялтинцев, не оставив после себя доброго боевого следа. Тут мысли генерала и отрядного Мошкарина полностью совпадали. Последний тоже мечтал о крупном боевом успехе, ну хотя бы об ударе по тем же Долоссам.
Срочно был вызван Становский.
Генерал скользнул по нему взглядом строгих и требовательных глаз:
– Кто в Долоссах?
– Румынская рота, товарищ генерал. Еще взвод немцев и группа полицаев.
– Слушай внимательно. Сегодня же пойдешь в разведку. Лично выясни, сколько и чьих там солдат, вооружение, огневую оборону.
– Понятно.
Мошкарин добавил:
– И где Митин.
– Понятно.
– О результатах докладывай через связных.
Генерал и командир отряда Мошкарин по всем правилам готовились к удару по вражескому гарнизону, были даже у южного обрыва яйлы - на личной рекогносцировке.
Идея удара по гарнизону захватила ялтинцев и всех, кто находился у родника Бештекнэ. Возник тот самый боевой
Отряд напружинился, в нем появилось то, что появляется у бегуна на длинной дистанции, - второе дыхание.
Политрук группы - ялтинский электрик Саша Кучер - читал вслух книгу командующего Алексея Мокроусова о боях в тылу барона Врангеля. Глава штурм Судака. Слушают - слюнки текут. Еще бы! Мокроусов в полковничьей папахе, на резвом коне влетает в набитый беляками город. Его с почетом встречают господа офицеры, дамы - красавец, а не полковник!.. И вдруг разворачивается... Красное знамя. Свист, гик, улюлюканье: "Братцы, бей беляков, пузанов буржуев!"
...Начальник штаба Тамарлы шуршит картой, беспокойно почесывает бороду, поглядывает то на генерала, то на Мошкарина. Что-то ему не по себе, но в конце концов азарт захватывает и его. Только непонятно, почему молчит Становский - связного от него нет!
Двенадцатое декабря... День холодный, сумеречный. Над мертвой яйлой, окутанной снежным саваном, ползут тучи.
Тамарлы не спит. Еще не было полуночи, а он все выходит на дальние посты и прислушивается.
Тихо.
– Все в порядке, - докладывает начальник караула через каждые полчаса.
Все больше тревожится Тамарлы, Подсел к Мошкарину:
– Может, поднимем отряд, уйдем сейчас?
– Не паникуй, старина. Каратели не на волшебных коврах-самолетах. Они себя уже обнаружили бы.
Не спится и командиру второй группы Петру Ковалю. "Шоферское чутье!" любил он эти слова. Когда предчувствуешь опасный поворот - вовремя ставь ногу на тормозную педаль.
Коваль подходит к начальнику штаба:
– Разрешите усилить охрану, Николай Николаевич?
– Давай!
– охотно соглашается Тамарлы.
Не спит и Мошкарин, спрашивает у комиссара Белобродского:
– Как думаешь: куда пропал Степа?
– Да ты поспокойнее. Была бы опасность - предупредил бы, точь-в-точь.
Командир молчит. За землянкой посвистывает декабрьский ветер. Морозно - дух захватывает. Генерал подбадривает:
– Фрицы слишком любят себя. Не придут в такую холодяку.
И вдруг самый дальний пункт наблюдения тревожно доносит:
– Внизу шумят машины!
Петр Коваль бежит к наблюдателям, слушает.
Чу, ветер доносит звуки. Да, точно - машины приближаются к горным деревушкам Биюк-Узень-Баш и Кучук-Узень-Баш.
Тревога!
Отряд выскакивает из теплых землянок. Морозище - насквозь пробирает.
Партизанский секрет, выставленный на километр от штаба, настораживается:
– Вроде кашлянул кто-то.
– Тихо.
И вдруг из предрассветного полумрака вырастает цепь карателей. И еще одна цепь, со стороны Ай-Петринского плато.
Мошкарин приказывает Ковалю: