Крымские тетради
Шрифт:
Через неделю немецкая биржа труда без вызова в Ялту оформила ее врачом кореизской больницы.
А Нафе часто напрашивается за дровами. Он умеет доставлять для пекарни самые жаркие поленья граба. Пекарь доволен: он, Спраговский, не хочет других дров. Все шоферы ленивы и пьяницы, один Нафе уважаемый человек.
Старосту только одно удивляет: почему Нафе в лесу так долго задерживается?
Сколько раз Нафе прятал машину в густом кизильнике и шел в лес на поиски партизанских троп! Но тропы засыпаны снегом, и нет на них ни единого человеческого
И вот еще одна поездка за дровами. Уже март, снег в низинах подтаял, сырой ветер шумит в кронах высоких сосен.
Что это? След на пятачке снега? Ну да! Кто-то прошел в постолах, совсем недавно. Нафе идет по следу, дальше, еще дальше. След завернул за скалу. Замерло сердце, он набрал воздух, крикнул:
– Кто здесь?
Тихо.
Присвистнул дважды. И - шорох.
Вдруг жандармы? А все равно крикнул:
– Выходи, я один!
Из-за скалы вышел вооруженный человек, до ужаса худой, болезненный. У Нафе сердце зашлось: Алексеев! Его директор!
– Григорий Андреевич!
– Хлеб у тебя есть?
– Я сейчас, мигом!
– Постой. Я за тобой пойду. Смотри мне!
Подошли к машине, Алексеев успокоился - никого постороннего.
Нафе достал хлеб. При виде хлеба Алексеев пошатнулся, закружилась голова.
Он ел медленно; съел немного, остальное спрятал в вещевой мешок.
– Ну, рассказывай!
Все выложил, что знал, подробно о Михайловой, Пригон, Спраговском, о медицинских сестрах, помощницах Михайловой.
Алексеев знал каждого, о ком сейчас слышал. Что-то сильное, огромное захватывало его. Он обнял Нафе.
– Какие вы все молодцы! Я вам верю. А теперь ты меня слушай, и слушай внимательно.
Нафе узнал о том, как активно воюет отряд, но голод стал косить людей. Перво-наперво самое важное:
– Срочно нужны перевязочные материалы и медикаменты, а нужнее всего марля, вата и йод. Много нужно! Придем на очередную встречу ровно через неделю. Место встречи - столетний орех, что в начале тропы в сторону Тюзлера. Поможете продуктами - спасибо, но лишнего шума не надо. Мы знаем, что и вам не сладко.
– А в лес нас возьмете, Григорий Андреевич?
– Не я решаю. Пока! Большой поклон нашим. О встрече должна знать только Михайлова, ну и Людмила Пригон. И больше никто. Ты меня понял?
В гостиной Нафе рассказывает о встрече с Алексеевым. Елена Николаевна и Людмила Ивановна вслушиваются в каждое слово. Нафе часто повторяет:
– Худо выглядит наш директор, очень худо.
Елена Николаевна поднялась, подошла к шкафу, поставила на место томик Достоевского, украдкой вытерла глаза.
– Люда, Насонову можешь встретить завтра?
– Хорошо, Елена Николаевна.
– У нас мало антисептических средств, перевязочного материала. В Ялте больше возможностей, чем у нас.
– Хорошо,
– И самое главное: как думаешь, Насонова в лес пойдет?
– Она и ее муж готовы в любую минуту.
– Это хорошо, очень хорошо.
– Но партизанам нужен врач, Елена Николаевна!
– Об этом я думала. Пока спешить не будем. Давайте готовиться к встречам.
Через неделю встреча состоялась. Людмила Ивановна принесла врачебный саквояж, туго набитый лекарствами, ватой, марлей. Нафе доставил два пуда муки.
Насонова с мужем были экипированы для лесной жизни.
С Алексеевым были еще два партизана. Их фамилии, к сожалению, мне до сих пор установить не удалось. Это были молодые ребята, страшно худые, изможденные. Насонова, увидев их, разрыдалась.
Алексеев очень спешил. Он поблагодарил за помощь, дал наказ: готовьтесь к новой связи; помимо всего, точно решите один важнейший вопрос. Может ли доктор Михайлова принять десять партизан в свой тайный госпиталь? Вопрос обдумайте всесторонне. Риск тут огромный, это помните каждую минуту. Что касается Насоновой и ее мужа, придется обождать до следующего раза. Таких полномочий штаб не давал, и он, Алексеев, не имеет права решать самостоятельно.
Насонова растерялась, стала умолять, хотя было ясно, что Алексеев по-другому не поступит.
– Я не знаю, как мне возвращаться в Ялту. Что я скажу людям?
Алексеев пристально посмотрел на нее, но муж Насоновой опередил его вопрос:
– Не беспокойтесь, никто не знает, что мы здесь. Для всех, кто нас знает, мы уходили в село к моим родным.
19
Кончилась трофейная конина, добытая еще Вязниковым.
Расковывались от жгучих морозов горы, а на побережье начиналась весна.
Отряд голодал. Голод и сырая стужа укладывали партизан в тайные санитарные землянки. Оставалась надежда на продовольственные операции.
Фашисты знали об этой надежде и делали все, чтобы она не осуществилась.
Конина могла спасти от голода, но обозы перестали двигаться по горным дорогам. Они шли на Севастополь далеким кружным путем по равнинам и только днем.
Чувствовалось, вот-вот установим прочную связь с Севастополем, оттуда придут самолеты, сбросят на парашютах продукты, медикаменты. Надежду рождала весна. Партизаны посматривали в небо, но оно пока было закрыто плотными облаками.
Голод, голод...
И вот пришел Алексеев, принес ошеломляющие новости: он связался с кореизскими подпольщиками. Они обещают медикаменты, какое-то количество муки.
Кучер горячился, недоволен был тем, что Алексеев так долго добирался в лагерь - а шел он трое суток, - упрекал, что пришел с пустыми руками: "Мог же прихватить медикаменты!"
Кривошта остудил комиссарскую горячность:
– Ты посмотри на Алексеева! Тень от человека осталась. Хлеб, который он принес, отдать ему! Через двое суток он, только он, пойдет на связь и доставит медикаменты.