Крыса в чужом подвале. Часть вторая.

Федорцов Игорь Владимирович

– Покличем?
– шепотом попросился егерь.
– Может, отзовутся.

Отзовутся? Как же! Дентри ясно осознал, не отзовутся. Нету тут никого. Из живых. Были, а теперь нету.

– Потравились?
– высказал догадку второй егерь.
– Венсоновцы могли...

– Не исключено, - согласился равдух. Согласится легче, чем теряться в догадках. Да и догадки ли? Мечутся перепутанные пере-мешанные куцые мыслишки.

Дентри вышел вперед и заглянул в выбитую дверь караулки. Карнах и судя по нашивкам декарх мертвы. Первый за столом, отки-нувшись на стуле

и, едва на стуле помещаясь, запрокинул голову назад, второй на лежаке. Распух так - за человека не признать. Егеря почти наступая Дентри на пятки сунулись следом. Что там? и тут же обратно!

– Смилуйся Синее небо!
– выдохнул егерь.

Пошли в обход, по порядку, заглядывая во все двери подряд. Остановились у курятника. Бестолковые птицы квохтали, рылись в мусоре. Большая часть, нахохлившись, сидели на насестах. На полу полно перьев.

– Хорь похоже, - проронил Ватто.

– Ага, а следы где?
– толкнул его второй. Чего несешь?

В овчарне овцы жалобно блеют с голоду. Кормушки пусты. Учуяв людей, кинулись к воротцам, тычась мордами в доски.

За овчарней лавка сапожника. Заходить не стали. В щель усмотрели, торчат распухшие ноги из-под одеяла. У скорняка тоже самое. В лавке травника настоящий погром. Все верх дном, самого не видать.

– Есть кто?
– позвал Дентри.

– Вон он, - показал рукой егерь. Травник лежал в маленьком палисаднике, среди горшков с высаженными цветами. Календулой и ромашкой.

Везде одно и то же. Тела. Сильно распухшие, сине-желтые. Очень редко, два или три раза, смятые, изломанные. Сгребли человека в горсть, пожамкали и бросили.

Дошли до казармы. Дверь выбита. Вместе с косяком. Только штыри крепежные торчать остались. В зале мертвяки. И распухшие, и раздавленные, и разорванные на части. Столы, стулья, лавки все в одном углу. Будто волна накатила. В другой половине, где кровати стояли точно такая же картина.

– Передрались что ли?
– допытывал Ватто, боясь войти. Стоял на пороге, тянул шею, что гусак.

– С кем?
– поинтересовался Дентри. Самому любопытно, что здесь творилось.

– Не капитан ли сотворил?
– предположил второй егерь.
– Не зря сбежал. Думал как одолел рейнха награда не малая ему причитается. А его выперли. Вот и взыскал.

– Теперь дознайся. Он или кто другой, - дополнил Ватто.

Болтать, легче, чем безмолвно бродить по замку, превращенному в кладбище.

Мысль, что к произошедшему причастен капитан, показалась Дентри не лишенной смысла. Может специально Руджери в топь ух-нулся? Покончил с собой. Тут ведь беседами не отделаться. Однозначно в столицу пришлось бы ехать. К синкеллу* Бараману. Ему объяснять, как так получилась, что с его отъездом целый замок в одночасье вымер. От иерея* отговоришься, к вестарху столичному, к киру Грозу, пригласят. Хрен редьки не слаще.

Вспоминать о Барамане равдуху неприятно. С одной стороны выскочка, воспользовавшийся протекцией Бриньяра. А с другой - лют! Лют в деле! Из мертвого правду выжмет. Дентри (в кухню зашли) покосился на очередного мертвяка. Человек сидел

за столом, вцепившись сведенными судорогой пальцами в столешницу. Под сорванными ногтями зеленоватая кровь.

– Яд, - подытожил увиденное Ватто.

– А бардак?
– не поверил второй.

– Надо еще умудрится столько яду раздобыть и подсыпать. Не все из одного котла хлебали, - высказал сомнение Дентри. Ведь его и учили сомневаться. Иначе нельзя. И про бардак верно подмечено.

Вышли под дождь. Остыть от увиденного. Дух перевести. Тяжко столько смертей увидеть. Непонятных смертей. Страшных.

Дентри с удовольствием подставил лицо под холодные капли. Попавшие на губы, облизал.

– Может, на звонницу поднимемся?
– предложил Ватто.
– Ударим разок, глядишь и отзовется живая душа. Чем так-то бродить.

Боится егерь. Лицо бледней беленой стены. А руки? То к оружию тянет - защититься, то в рукава засунет - согреть.

"Бывалый человек, а хлипковат", - подумал Дентри. Не осуждая, сочувствуя.

– А вдруг зараза какая?
– внезапная догадка заставила Ватто опять осенить себя знаком-оберегом.

– Тогда нам не позавидуешь, - заверил приятеля второй.

Дентри, соглашаясь, закивал головой. Да, да, да. Возможно.

Идея ударить в симантр показалась равдуху разумной. Торопко пересекли площадь. Из колодца такая вонь пахнула рядом не пройдешь, дыхание запирает.

В церкви беспорядок. Дверь нараспашку. По нефу будто проволокли огромный грязный мешок, переломав лавки и опрокинув ог-раждения. Цветную пирамиду, олицетворение сущностей Создателя, сбросили с алтаря, разметав на сотни осколков. Сам алтарь в щепки. Вывешенные гобелены сорваны. Словно кто катался в них по полу. Тут же на развале лавок и мебели лежал священник. Одежда разошлась по швам. В дырах видно синюшно-желтая кожа. Так натянулась - полопалась. Мясо на вид осклизло и зазеленело.

– Слышь, кир! Мертвяков то мухи не едят. И не зачервивели, - высказал наблюдения егерь и отвернулся сдержать рвоту.

– Свежи еще, - мрачно пошутил Дентри. А что ему оставалось?

Подняться на звонницу не удалось. Деревянные лестницы обрушены.

– Если бы не эти... опухшие, подумал бы, бой был, - проворчал егерь, отступаясь от попытки подняться по обломкам. Чуть ногу о гвоздь не пропорол.

– Ладно, пойдем в дом, а оттуда в донжон. Если кто и уцелел то только там, - предложил равдух.

– Уцелели?
– огрызнулся Ватто.
– Сомнительно.

– Посмотрим, - настоял на своем Дентри.

К дому подходили с опаской, озираясь и оглядываясь. Семейный склеп Бортэ, не сговариваясь, обошли сторонкой. Издали глянули, цела ажурная решетка и на замке. А не цела бы была, не полезли. И здесь покойников предостаточно.

Ватто приоткрыл дверь, заглянуть в щель. Из сумрака к ним с воем бросился черный ком. Дентри не успел испугаться. Сердце сильно бухнуло и замерло в ожидании. Второй егерь рубанул воющий ком мечом. Тот жалобно взвизгнул и растянулся у ног равдуха.

– Тьфу! Собака!
– выдохнул егерь.