Крыса в чужом подвале. Часть вторая.
Шрифт:
Оббив о ступени крыльца грязь с сапог, отворил тяжелую скрипучую дверь. Вошел, отыскал себе местечко. Прежний посиделец, сполз с лавки под стол и мирно дрых, положив щеку на чужой сапог. Костас уселся, пристроив завернутое в кожу яри за спину, в угол.
– Чего подать?
– подскочила к нему служанка. Для того она и бегает по залу. Пришел - заказывай, а переждать дождь или просто отдохнуть можно и в сарае, во дворе. Туда пускают бесплатно, а здесь нечего народ теснить!
– Баранины с луком, - попросил Костас, доставая
Служанка глянула на денежку, платить есть чем? и отправилась за заказом. Костас пока огляделся.
Трактир каких не счесть вдоль имперских дорог. Низкий потолок, грязный пол, в окнах промасленная бумага. Народ все больше бедный, не всякий из них солид и в руках держал. Увеселяя публику, играет на лютне музыкант-скиталец. Плата известная, кусок хлеба и десять фоллов. Больше не перепадет, сколько не старайся. Тихий инструмент почти не слышно из-за гула голосов, смеха и ругани. Хозяин, смурной мужик с обиженным лицом, оживленно толкует с посетителем. Толковать толкует, а глаз с зала не спускает. Чуть что - свара, а ему убытки.
– В кости не желаешь?
– подлез к Костасу сосед.
– В астрагалы или кивы. Все честь по чести, сколько на кубике упало все твое.
В более законопослушном месте таким парням за чрезмерную честность, запросто рубят руки. За непреднамеренные пассы во вре-мя игры.
– Нет, - отказался Костас.
– Из далека?
– не отставал с разговором игровой. Сейчас отказ, через минуту согласие. К людям подход нужен.
– Пешком не доберешься, - ответил Костас.
Служанка принесла тарелку с бараниной. Навязчивому собеседнику выставила пиво. Тот вцепился в кружку и хлебнул.
– Марна, я воду не заказывал, - возмутился игровой, после первого же глотка.
– Не нравится, не пей, - огрызнулась служанка.
– Пиво неси, - попросил игрок.
– А это чем плохо?
– На тебя похоже. Никакой радости, - ответил игрок, корча недовольную рожу.
Служанка фыркнул. Выискался тут благородие бесштанное.
Костас пододвинул тарелку, зачерпнул ложкой мясо с луком, принялся есть. Баранина что подметка сапога - не жуется, лук раскис от долгой готовки. Одно достоинство блюдо горячее и жгуче-перченое.
Марна поменяла пиво игровому. Чувствовался аромат напитка.
– Эдак зарядил, - пожаловались на непогоду.
– Дождь-то? И не говори. А я еще сено с дальних лугов не вывез.
– Может разъяснится.
– Разъяснится-то разъяснится, а ехать?! Ребячьи сопли гуще чем дорога.
– Это верно, - вздохнули и взбодрились.
– Ну так чего? По маленькой?
– По маленькой, да не последней!
Стукнулись кружки.
Перебивая мирную беседу, рядом за столом заспорили.
– Да ни к херу эти хускарлы не способны.
– Не скажи брат. Я сам видел как они выступали в прошлом годе на состязаниях в честь нашего императора.
– Откуда честь
– вставил кто-то словечко.
– А я бы свою задницу на скипетр променял, - засмеялся кто-то.
– А ты пощупай, мой не подойдет?
– ответили шутнику.
– Напрасно говоришь. Хускарлы в бою чисто зверье. Их глориоз Бекри против вестарховых спафариев выставлял. Они благородиев в пух и прах разделали. Один прямо на арене окочурился.
– Скажешь!? Разве кто против глориоза попрет? Хошь не хошь подставишься.
– То-то на парадах и на игрищах все молодцы. Мечом махать не хер дрочить. Рука быстрей устает.
– Ты язык-то попридержи!
– Я же для образности сказал.
– В хлебало получить не хочешь? За образность?
– А что не правда? Под Рурром? Дали нам тогда горцы простраться и хускарлы не спасли. Треть Магара оттяпали.
– Император мира захотел. Да и провинция одни камни. Утром ящерицы повылезут на солнце погреется... Брррр Сами чисто ка-менные, не шелохнутся.
– А за что тогда бились? Если все одно уступили?
– За престиж. А то всякая шваль захочет себе землицы оттяпать.
– Захочет и оттяпает. Вру скажешь?
– Оттяпает, - признал спорщик.
В трактире спокойно. Толи выпито мало, толи дождь на всех подействовал. В другой бы день свалку устроили, мебель переворачивали и посуду швыряли, а нынче погрызлись и разошлись. Даже зубов никому не пересчитали.
– Комната есть?
– спросил Костас, подозвав Марну.
– Нету, так за семисс рядом положит, - подлез с шуткой игрок. Он уже достал стаканчик и тряс кости. На него поглядывали со всех сторон. Всегда найдутся те, кто захочет поставить на удачу кровные деньги и хорошо если не последние.
Марна не ответила на шутку. С каждым зубатиться, работать когда?
– Найдется, - судя по её тону, игрок отчасти прав.
– Комнату, свечу и воды умыться, - потребовал Костас и подал триенс в расчет.
– Сделаем, - служанка ловко подхватила монету.
В комнатушку едва вместилась кровать. К окну, затянутому промасленной бумагой, притулился табурет. Вещи сложить, если трех гвоздей в стене не достаточно. Широкий подоконник заменял стол. Служанка поставила свечу на окно, а таз и кувшин с горячей воды на табурет. Испытывающе глянула на постояльца. Может...?
Костас закрыл за ней дверь на задвижку, вбил в дерево рондел, как предохранитель. Захотят, не откроют. Снял плащ, повесил на гвоздь. Таз с кувшином задвинул под кровать. Сел к подоконнику, достал сверток и развернул илитон. Увесистый квадрат, затянут в серо-желтую кожу и обвязан крест-накрест проволокой. Концы проволоки сведены вместе, перекручены, просунуты сквозь свинцовую пломбу и заправлены за обвязку. Не болтаются, не цепляются. На свинце оттиск. Корона. Над ней дерево с девятью ветвями. Четвертая ветвь нарочито выделена.