Крыши Тегерана
Шрифт:
10
МОЯ ШКОЛА И МОИ УЧИТЕЛЯ
В Иране школьные занятия начинаются в первый день осени. Этот день всегда особенный. Улицы запружены мальчиками и девочками всех возрастов. Все кажутся целеустремленными. Дети выглядят более сосредоточенными и внимательными, даже более опрятными, чем обычно, поскольку матери очень тщательно готовили их к этому.
Ирадж, Ахмед и я вместе идем в школу. Ирадж громко сморкается в белый носовой платок и говорит, что за судьбу всех революционеров, арестованных,
Ахмед качает головой и говорит:
— Ты отвратителен, понимаешь? Моя сестра не взглянет на тебя, будь ты даже Божьим сыном!
Ирадж, как обычно, не обращает внимания и продолжает:
— Мой отец служил в армии полковником. Он знает из первых рук о шпионской деятельности американцев в Иране. Он рассказал мне как-то о гигантском авианосце, оборудованном сложными радарами, который американцы поставили в Персидском заливе для слежения за иранскими антиамериканскими политическими группами. Он говорил, что у американцев есть современная техника, позволяющая видеть сквозь стены, и поэтому он всегда прикрывает половые органы, когда принимает душ.
Мы с Ахмедом пытаемся сохранить серьезность, но это нелегко.
— Они все видят и слышат, — шепчет Ирадж. — Они следят за всеми, все время.
— Тише, — отвечает Ахмед. — Не говори так громко, а то нас услышат.
— Я не шучу, — протестует Ирадж.
— Ну так почему ты не рассказал мне все это до того, как я поделился с миром техникой мастурбации? Теперь эти оппортунистически настроенные капиталисты украдут мои идеи, опубликуют книгу и заработают миллионы долларов.
Потом он поворачивается ко мне и спрашивает:
— Ты полагаешь, поздно получать патент на эту технику?
Я со смехом пожимаю плечами.
— Если бы я жил в Соединенных Штатах, — говорит Ирадж, — то уже бы стал изобретателем, потому что американцы любят новые устройства и поддерживают людей вроде меня с блестящими идеями, которые могут облегчить жизнь человека…
Ахмед перебивает его.
— Давайте организуем мероприятие по сбору средств и купим ему билет в Штаты, в один конец.
Ирадж снова игнорирует Ахмеда.
— Американцы придумали сложные технологии, позволяющие им шпионить за любым человеком где угодно, в любое время.
— Посмотри, что придумал твой чертов Томас Эдисон! — бранится Ахмед.
Словно делясь с нами главным секретом национальной безопасности, Ирадж шепчет:
— Американцы хорошо знали Доктора и испугались, что он осведомлен о мировых делах. Они радировали кому-то в Иране, чтобы его арестовали.
Ахмед смотрит на меня и произносит:
— Понимаешь, тот человек с рацией разговаривал с командой американского корабля в Персидском заливе!
Я укоризненно смотрю на Ахмеда, потому что мне не нравятся шутки на эту тему.
— О, ради бога, — говорит он, — скоро его выпустят. Уж поверь мне — очень скоро он будет на свободе.
Ирадж
Он имеет ввиду Мосаддеха, единственного премьер-министра в истории Ирана, который попал на эту должность путем демократических выборов. В пятьдесят третьем ЦРУ свергло его за ничтожную сумму в шестьдесят тысяч долларов. После возвращения шаха он был помещен под домашний арест до самой смерти, а умер он в марте шестьдесят седьмого в возрасте восьмидесяти четырех лет. Доктор любил повторять, что свержение Мосаддеха было грубейшим в истории просчетом американской внешней политики. «Ни один человек на Среднем Востоке не станет отныне доверять американцам и их дутой поддержке демократии», — гневно заявлял он.
— Тот парень, — продолжает Ирадж, — был слишком известным, и его убийство могло бы вызвать в Иране революцию. Американцы не хотят, чтобы мы были сильными, потому что тогда будет нарушен баланс сил в регионе. Они не хотят, чтобы у нас развивался технический прогресс, потому что тогда они не смогут продавать нам свои технологии.
— Меня интересуют только камеры, позволяющие видеть сквозь стены, — говорит Ахмед. — Я хочу посмотреть, как наши соседи занимаются любовью с женами.
Ирадж озирается по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, и шепчет:
— Мой отец считает, что шах — марионетка Соединенных Штатов. Они могут в любой момент дать ему пинка под зад.
Навстречу попадается уличный торговец вареной свеклой, и мы с Ахмедом останавливаемся, чтобы купить немного.
— Вы помрете от этой гадости, парни, — говорит Ирадж. — Посмотрите на этого мужика. Когда, по-вашему, он в последний раз мыл руки?
— Ага, газеты заполнены сообщениями о людях, которые скончались от вареной свеклы, купленной у уличных торговцев, — смеюсь я.
— Он это знает, — подтверждает Ахмед. — Он прочитал все, включая «Сувашун».
Я хлопаю Ахмеда по груди, продолжая поедать вкусное сладкое лакомство.
Ирадж снова громко сморкается, но на этот раз не заглядывает в носовой платок.
— Мой дядя служит в армии генералом, — говорит он, засовывая платок в карман. — Отец тоже мог стать генералом, но он умышленно рано ушел в отставку, так как понимал, что если ситуация в Иране изменится, то новый режим пойдет за генералами скорее, чем за кем-либо другим.
Соглашаясь с ним, я киваю.
— Мой дядя купил дом где-то в Нью-Йорке — это самый крупный американский город у Атлантического океана, — продолжает он с презрительным выражением лица. — У него огромный счет в Швейцарии. Все знают, что, случись революция, мой дядя первым сбежит из страны. А вот отец у меня настоящий иранец и никогда не покинет страну, которую защищал на военной службе. Я тоже никогда не покину Иран!
— Какая досада, — шепчет Ахмед. — С американского корабля в Персидском заливе, вероятно, прямо сейчас телеграфируют новости в американские газеты. Я вижу заголовки: «Второй Томас Эдисон решил остаться в Иране!»