Крыши Тегерана
Шрифт:
— Правда?
Я поднимаю руки, изо всех сил стараясь изобразить изумление.
— Моя мама тоже считала это очень странным. Она сказала: «Как тебе удается не плакать, сломав голень в трех местах?»
Услышав, как я копирую ее, Ахмед прыскает в кулак.
— Так что теперь она дает мне столовую ложку микстуры, которая должна помочь мне заплакать, когда это необходимо.
— И ты плачешь? — нерешительно спрашивает Кейван.
— Только когда принимаю микстуру.
Я
Все смеются, а я осторожно дотрагиваюсь до колена Кейвана.
— Уже не болит, правда?
— Да, — кивает Кейван.
— Видишь, стоит засмеяться, и боль проходит.
Кейван вскакивает на ноги, и игра продолжается. Зари шепотом благодарит меня. От ее ласкового взгляда сердце у меня подпрыгивает.
Ближе к вечеру мы решаем поиграть в игру под названием «Кто я такой?». Все дети собираются в кружок, Ахмед изображает кого-нибудь, а мы угадываем. Детям нравится эта игра. Фахимех, Зари и мне — тоже, потому что наконец-то можно посидеть и отдохнуть. Пока мы смотрим пантомиму Ахмеда, Зари наклоняется ко мне и говорит:
— Знаешь, вопрос к тебе не «кто я такой?», а «кто она?».
— Кто она?
— Угу, та самая — нежная, подобно цветку, и величественная, подобно горам? Что еще ты говорил?
— Ах, перестань! — смущаюсь я. — Это было глупо.
— Мне кажется, это было прекрасно. Этой девушке повезло, что у нее есть ты. Ты ведь знаешь это?
Еще немного, и я растаю. Мне хочется кричать от радости. Хочу, чтобы это услышал Ахмед.
— Спасибо, — говорю я.
— Надеюсь, она не ревнует тебя за то, что ты мне сегодня помогаешь.
— Она не ревнивая.
— Да? Все девушки ревнивы — разве ты не знаешь?
Мне хочется спросить, ревнива ли она, но это может показаться грубым.
— Ну а как она говорит о тебе? — с любопытством спрашивает она.
— Не знаю. У нас еще не было подобного разговора.
— Не было? Ты еще не признавался ей в любви?
— Думаю, она знает, — смущенно говорю я.
— Но ты не говорил ей об этом?
— Слова, пожалуй, и не нужны.
— Ты советовался с Хафизом? — спрашивает она. — Гадал по книге?
Я мотаю головой.
— Стоит попробовать. И надо поскорее сказать ей. Понимаешь, девушка хочет знать, что любима. Так как ее зовут, говоришь? — внезапно спрашивает она, надеясь хитростью заставить меня выболтать секрет.
Я улыбаюсь.
— Пока не могу сказать.
— Не можешь сказать, потому что?..
— Я… я не знаю.
Зари все улыбается. Меня трясет. Думаю, она это понимает, потому что медленно отодвигается от меня, и мы продолжаем смотреть пантомиму Ахмеда. Несколько минут спустя
— Я знала, что ты не успеешь поесть, поэтому отложила это для тебя, — говорит она.
Мысль о том, что она думала обо мне, прокручивается в голове, как любимый мотив.
— Надеюсь, ты любишь холодные сэндвичи, — продолжает она.
Как я могу их не любить, если они сделаны ее руками?
После того как дети уходят, Ахмед, Зари, Фахимех и я, совершенно измученные, садимся за небольшой обеденный стол. Я минут двадцать тупо смотрю на чашку с мороженым передо мной. Девушки обозревают устроенный детьми беспорядок, не в силах поверить, что нам все-таки придется заняться уборкой.
— У меня жутко болит спина, — говорит Ахмед. — Знаете, мои родители на несколько дней уезжают. А давайте соберемся у меня? Устроим вечеринку, отпразднуем то, что мы уцелели после нашествия этих детей. Поставим медленные песни и будем танцевать всю ночь напролет.
У меня обмирает сердце при мысли о Зари в моих объятиях. Я смотрю на нее, а она улыбается и отводит взгляд.
— У нас с тобой будут дети? — спрашивает Ахмед у Фахимех.
Фахимех показывает ему четыре пальца и подмигивает. Ахмед хватается за голову.
— Вы родите красивых детей, — с любовью глядя на парочку произносит Зари.
— У него с его милой тоже будут красивые дети, — говорит Ахмед про меня.
— О да, — соглашается Фахимех. — Красивые, прелестные дети.
— Надо было пригласить ее на вечеринку, — спохватывается Зари.
Она ждет ответа от Ахмеда и Фахимех, но они молчат.
— Тебе представилась бы замечательная возможность сказать ей о своих чувствах, — говорит она мне.
Ахмед немедленно принимает позу ученого и произносит:
— Ну, не знаю, не знаю. Понимаешь, он считает, что, прежде чем сказать ей о своей любви, он должен узнать ее.
Я знаю, к чему клонит Ахмед, и у меня возникает желание дотянуться до него через стол и придушить.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Зари.
— Видишь ли, — наставляет Ахмед, — большинство людей в Иране влюбляются, почти ничего не зная друг о друге. В США и Европе люди, прежде чем влюбиться, долгое время встречаются и узнают друг друга. У него есть очень умная теория на этот счет. Он рассказал мне об этом на крыше три дня тому назад. — Повернувшись ко мне, Ахмед говорит: — Расскажи им.
Я от души пинаю его под столом.
Зари и Фахимех выжидающе смотрят на меня. Я откашливаюсь, бубню что-то и, чтобы выиграть время, съедаю ложку подтаявшего мороженого. Наконец я говорю: