Ксанское ущелье
Шрифт:
— Я так понял, — продолжил Внуковский, — что отряд Хубаева ходил на выручку остаткам банды Дриаева и привел их в лагерь.
— Да, мне сообщали, — подтвердил Альфтан, — что остаткам банды удалось скрыться. Дальше.
— Позже выяснилось, что отряд водила жена Васо Хубаева — Ольга.
— В отряде есть женщины? — изумился губернатор.
— По-видимому, только одна. Но это, ваше превосходительство, сущий дьявол. В ту ночь, когда абреки отбили Хубаева, она была среди нападавших. Бакрадзе вывез их из города в своей пролетке, ее и Габилу с Васо.
— Что-о? — рявкнул
— Приставили к виску пистолет, — безразлично сообщил Внуковский, — вот и пришлось везти.
— Трус! Повешу, если выберется оттуда живым.
— Вряд ли он оттуда выберется.
— Не отвлекайтесь.
— Собственно, все. На следующий день Батако сменил молодой, неопытный парень из тех самых остатков банды Дриаева, по имени Герсаи. Хитроумный Батако пришел с ним поболтать, вроде понравился ему чем-то новичок, и мы узнали, что от всей банды Дриаева осталось восемнадцать человек. Из них половина раненых. В отрядах Васо и Габилы тоже большие потери. Командиры намерены объединиться, чтобы действовать вместе. К полудню в лагере началась какая-то возня. Батако опять прибежал к новому дружку и рассказал, что на абреков наткнулся какой-то отряд. Идет бой. Его, Батако, не берут…
— Уж не поручик ли Бессонов это? — обрадовался губернатор — Он докладывал мне, что прочесывает леса южнее Накити. Пометьте, Сокол, это место на карте. Будем знать, где у абреков лагерь.
— Слушаюсь. — Сокол округлил карандашом участок южнее мятежного аула.
— Дальше, Внуковский.
— А дальше — конец, ваше превосходительство. Ружейная пальба приблизилась к нам. Батако посоветовал Герсану сбегать глянуть, что там происходит, и, как только тот скрылся, разрезал наши путы.
«Хорошо слышали, что я говорил и что болтал этот птенец? Вот и передадите кому следует это».
«Бежим с нами», — опять предлагали мы ему. Но он остался непреклонен:
«Только с головой Васо».
— Этого Габараева надо будет отметить, — кивнул Альфтан капитану Соколу.
«Непременно отмечу, — кивнул головой Сокол — Первый всажу в него пулю, если попадется».
— Но видно, мы заговорились с Батако или юнец оказался проворным. Как только мы кинулись в лес, сзади раздался голос Герсана: «Стой! Стой!» — и выстрел. Я видел, как Бакрадзе упал как подкошенный. И тут же услышал резкий вскрик сзади. Я невольно обернулся… И увидел, что Батако ударил Герсана кинжалом в спину… Все, господа. Дальше был только бег, бег, пока я не выбрался на горийскую дорогу.
Глава двадцать первая
В полночь по всему Гори всполошенно залаяли собаки. Хозяева цыкали на них, осторожно выглядывали за ворота.
По улицам городка по направлению к горам двигалось войско; скрипели колеса двуколок, груженные провиантом и ящиками с патронами; хмурые возницы хлестали лошадей по спинам. Копыта лошадей цокали по камням мостовой, лязгали приклады винтовок, доносилась резкая команда: «Подтя-ни-ись! Какого черта растянулись?! Жи-ве-ей!»
Если бы люди могли оглядеть походную колонну сверху, они увидели бы,
Капитан Сокол ехал во главе колонны, рядом с усатым, толстым ротмистром, отпрыском какого-то знаменитого графского рода из Петербурга. Ротмистр молчал, попыхивая зажатой в зубах трубкой, а Сокол все возвращался и возвращался мыслями к событиям этого вечера, такого стремительного и сумбурного.
Альфтан выслушал Внуковского, и в него будто бес вселился.
— Выступаем сегодня! — вдруг решил он. — Ровно в полночь, чтобы уже к утру атаковать волчьи логова сразу в двух местах. Мятежные аулы жечь беспощадно! Стирать их с лица земли!
— Ваше превосходительство, — пробовал возразить против излишней жестокости Сокол. — Может быть, все-таки поначалу выдвинуть ультиматум о выдаче злоумышленников? Если мы не сделаем этого, мы неминуемо восстановим против себя мирных жителей.
— Будто они сейчас с нами! — вставил Внуковский.
— Но сейчас они и не против нас, — резко возразил Сокол. — Сожгли мы без очевидной вины первый аул — и второй…
— … встретит нас хлебом солью!
— Вы заблуждаетесь, капитан. Он встретит нас пулями!
— А вы боитесь смерти, Сокол?
— Да. Боюсь смерти. Особенно глупой. От которой моему государю ни чести, ни славы, а отечеству — одни слезы.
— Вы правы, — неожиданно согласился губернатор, — и выдержка делает вам честь. Вас же, Внуковский, я настоятельно прошу воздержаться от колкостей — вы и без того много потеряли в моих глазах. Возьмите, Сокол, с собой хороших толмачей и в каждом ауле объявите наши требования и условия: добровольная сдача — прощение, сопротивление — смерть.
Конечно, к выступлению надо было хоть мало-мальски подготовиться: кто знает, сколько дней придется провести в седле? Но, узнав, где квартируют стрелки, с которыми он идет в горы, капитан для отвода глаз покружил по городу, позвонил в уездную канцелярию, дал необходимые распоряжения дежурному и тут же направился в духан Гиглы Окропиридзе.
Теперь его мучили мысли об одном: успеет ли Гигла преупредить повстанцев?
Полковник разбил войска на три группы. С ротой стрелков и егерями он наступал на Ксанское ущелье, а другую роту, разбив поровну, поручил заботам Сокола и Внуковского. Им предстояло очистить от мятежников аулы ущелья Лехура.
Увидев, как радостно заблестели глаза Внуковского, когда они с Соколом получили одинаковые подразделения, полковник счел нужным напомнить:
— От успеха в операции будет зависеть, останутся ли на ваших плечах, Внуковский, погоны. Посему рекомендую не спешить, не принимать скоропалительных решений. Держите связь с капитаном Соколом.
Хоть отряд его и был невелик, Сокол выслал вперед казачий разъезд, который время от времени подавал сигнал: впереди все спокойно, можно продолжать движение походной колонной; небольшой заслон он выделил и в арьергард, чтобы абреки не подобрались сзади, — от них всего можно ожидать.