Ксеноцид (др. перевод)
Шрифт:
Ученые, следящие за ходом эксперимента и работающие над другими проблемами, не могли тратить время на дежурства внутри клетки, ведь тот, кто находился внутри, всего лишь сидел рядом с пеквениньо, наблюдал за ним, разговаривал о чем-нибудь. Только такие люди, как Миро, дети Джакта и Валентины – Сифте, Ларс, Ро, а также Варсам и эта странная тихая женщина по имени Пликт, то есть люди, не загруженные срочной работой, обладающие достаточным терпением, чтобы высидеть долгие часы и с точностью исполнять необходимые процедуры, – только они допускались к дежурству. В клетке мог бы подежурить и кто-нибудь
Сеятель не спал. Его глаза были полуоткрыты, взгляд устремлен в никуда, но по движению губ Миро понял, что он что-то шепчет. Цитирует вслух избранные строки из эпических сказаний своего народа. Иногда он выдавал огромные куски генеалогии племени. Когда Сеятель впервые начал бормотать что-то, Эла напугалась, думая, что у него началась лихорадка. Но пеквениньо продолжал декламировать – таким образом он, оказывается, проверял память. Сеятель раз за разом убеждался, что, лишенный вируса десколады, он не утратил чувства принадлежности к своему племени, что было бы равносильно потере самого себя.
Миро увеличил громкость внешнего микрофона своего гермокостюма. Сейчас Сеятель рассказывал историю какой-то ужасной войны с лесом Небодела, «дерева, способного вызывать гром». Примерно посередине истории Сеятель сделал поэтическое отступление, в котором подробно повествовалось, как Небодел приобрел себе славное имя. Эта часть истории, видимо, была очень старой и больше напоминала миф. В ней рассказывалось о брате, который носил маленьких матерей в место, где небо разверзалось и звезды, звеня, скатывались на землю. И хотя Миро не давали покоя собственные раздумья об открытиях сегодняшнего дня – о происхождении Джейн, о гипотезе полета по желанию, выдвинутой Грего и Ольяду, – внезапно он поймал себя на том, что внимательно прислушивается к словам Сеятеля. Когда история закончилась, Миро не удержался и спросил:
– Сколько лет этому преданию?
– Много, очень много, – прошептал Сеятель. – Ты слушал меня?
– Не все, только последнюю часть. – Говорить с Сеятелем труда не составляло. То ли его не раздражала медленная, тягучая речь Миро (по сути дела, Сеятель никуда не торопился), то ли процесс его восприятия настолько замедлился, что он просто не замечал заикания Миро. – Я правильно тебя понял – ты сказал, этот Небодел носил с собой маленьких матерей?
– Верно, – прошептал Сеятель.
– Но к дереву-отцу не ходил?
– Нет. Он просто носил на себе маленьких матерей. Я услышал эту историю много лет назад. Еще раньше, чем впервые столкнулся с человеческой наукой.
– Знаешь, что мне кажется? Эта история могла дойти до вас из тех времен, когда вы не носили маленьких матерей к
– Поэтому-то я и пропел эту песнь для тебя, – сказал Сеятель. – Я пытался представить себе, как мы могли жить, если были разумными до появления десколады. И наконец вспомнил эту часть истории о Войне Небодела.
– Он пошел в место, где разверзлось небо.
– Десколада ведь должна была каким-то образом попасть сюда.
– Но когда это произошло?
– Война Небодела случилась двадцать девять поколений назад. Нашего леса тогда еще не было. Но, придя сюда из отцовского леса, мы принесли с собой наши предания и песни.
– А эта часть о небе и звездах могла быть сложена еще раньше…
– Да. Это было так давно. Дерево-отец Небодел умер много лет назад. Он мог быть очень старым уже в то время, когда эта война только началась.
– Ты думаешь, в этом предании, возможно, рассказывается о пеквениньо, который первым занес десколаду? Думаешь, она была принесена сюда космическим кораблем, а он стал свидетелем приземления?
– Поэтому-то я и пропел песнь.
– Но если это действительно так, то, значит, вы обладали разумом еще до прихода десколады.
– Все было, но прошло, – ответил Сеятель.
– Что прошло? Я не понял.
– Наши гены остались в прошлом. Кто знает, что десколада вынула из нас и отбросила за ненадобностью?
Правда. Каждый вирус десколады может содержать полный генетический код всех жизненных форм, присутствующих на Лузитании, но эти генетические коды давным-давно изменились, сейчас их контролировала десколада. А ген-предшественник уже никак было не восстановить.
– Все равно, – сказал Миро. – Это очень интересно. Подумай только, еще до появления вируса вы обладали собственным языком, преданиями, песнями. – Потом, не сдержавшись, добавил: – Может, теперь тебе уже не надо доказывать независимость разума пеквениньос?
– Очередная попытка спасти свинкса, – констатировал Сеятель.
Из динамика, установленного в клетке, раздался голос Элы:
– Миро, твое дежурство закончилось. Можешь идти домой.
Странно, по идее, Эла во время вахты Миро должна отсыпаться.
– До окончания смены еще три часа, – заметил Миро.
– Здесь кое-кто хочет побеседовать с Сеятелем.
– Костюмов навалом.
– Миро, я хочу, чтобы ты вышел. – В голосе Элы зазвучали стальные нотки. Ведь именно она отвечала за ход эксперимента.
Несколькими минутами позже, когда Миро выбрался из клетки, он наконец понял, в чем дело. В одном углу стояла Квара с ледяным выражением лица, Эла же в бешенстве металась по комнате. Они, очевидно, в очередной раз крупно поссорились, и неудивительно. Удивительным было то, что Квара вообще пришла сюда.
– Зря только ходил, можешь возвращаться обратно, – заявила Квара, когда Миро вынырнул из стерилизатора.
– Я вообще не понимаю, что происходит, – сказал Миро.
– Она настаивает на личной беседе, – подчеркнула Эла.