Кто бросит камень? Влюбиться в резидента
Шрифт:
— А он что, не представился… ну, тот, кто звонил?
— Сказал, с работы твоей беспокоят.
— Не знаю, кто-то из отдела кадров, наверное, — на ходу придумал Михаил. Он уже начал сживаться с правилами игры, в которой участвовал, а в некоторых безобидных ситуациях необходимость импровизировать даже развлекала его.
— Миша, а чего Анюта к нам не заходит? — спросила мать. Он ожидал этого вопроса.
— Ее тоже в длительную командировку отправили, — ответил он абсолютно искренне.
— Вы, случаем, не
— Нет, она в другое место выехала.
Мария Власовна всплеснула руками:
— Ой, сижу тут с вами, лясы точу, а про пирог-то и забыла, — она проворно выбежала из комнаты. Отец тоже встал, подошел к окну, глянул на улицу.
— Мишок, подойди-ка сюда, — поманил он сына. Тот шагнул к окну, но отец сделал останавливающий жест рукой и большим пальцем показал себе за спину. Михаил, состроив недоуменную гримасу, встал за спину Николая Филимоновича.
— Вон там, видишь, мужик стоит? — отец кивнул за окошко.
— Ну, вижу, — пробормотал окончательно сбитый с толку сын.
— Не тебя ждет?
«А ведь вполне может быть…»
— Так, мало ли мужиков на улице, я-то тут при чем? — Михаилу уже самому стало интересно.
— Не скажи… у меня на них с девятьсот пятого глаз наметанный. Как ты пожаловал, так он аккурат и объявился, — убежденно заявил Глебов-старший.
— Да ерунда все это, батя. Давай лучше еще по маленькой.
— Ну, по маленькой так по маленькой. Я только на минутку в одно место выскочу.
Отец ушел, а Михаил прошелся по комнате. Последний раз он был дома вечером того дня, когда Ольга передала ему документы и инструкции. После обеда к нему буквально ворвался встревоженный Климов и сказал немедленно спускаться в машину. По дороге завез его домой. Пока чекист ждал в машине, Михаил быстро собрал вещи, попрощался с родителями и отбыл в «длительную командировку». Следующие два дня он пробыл на какой-то незнакомой квартире, а на третий день он стал «товарищем Плаховым» и его привезли в тот самый городок, где он продолжил выполнять задание контрразведчиков.
Глебов вернулся на свое место, осмотрелся. «Странно, — сказал он сам себе. — Вроде все то же самое, но что-то неуловимо изменилось. Да нет, — возразил он себе, — в доме твоего детства и юности ничего не изменилось. Просто изменился ты, и смотришь на привычные тебе вещи другими, повзрослевшими глазами. Интересно, повзрослел, значит? — продолжил он полемику со своим alter ego, т. е. «другим я». — Значит, до двадцати пяти лет был ты, Михаил Николаевич, недорослем? Вот и Анюта тебя держала за…»
Вошедший отец помешал ему дать определение себе. Потирая руки, он разлил водочку, а тут и мать с пирогом подошла. Под пирог выпили за удачное завершение командировки Глебова-младшего.
— Миша, деньги-то хоть тебе хорошие платят? — для матери вопрос был не праздный. Завтра
— Да те же самые, только еще командировочные, — Михаил опять сказал чистую правду. На заводе он числился в командировке в составе группы специалистов из профильного наркомата.
Когда мать пошла ставить чай, мужчины уже расставили шахматы.
— Слушай, Мишок, — заговорщицки прошептал отец, взявшись за коня. — А ты, случаем, не в Испанию собираешься?
Михаил даже охнул от такой пронырливости отца:
— Ну ты даешь! Еще раз объясняю: на секретном заводе монтируем линию, сроки очень жесткие, сам понимаешь. Вот и сидим безвылазно. Как закончим, так и вернусь.
— А я думал, в Испанию налаживаешься и с тобой подготовку проводят по военной части, да и язык ихний опять же, — в голосе Глебова-старшего младшему послышалось некоторое разочарование. «Ничего, батя, подожди, дай срок, узнаешь, в каких секретных делах сын отличится. Но пока рано, да и нельзя об этом говорить».
— Не выдумывай, батя.
— Да я так… опять же тревожно, чую я, нездорово у республиканцев дело идет, — печально заключил Николай Филимонович.
— С чего ты взял?
— Ну так я же газеты внимательно читаю…
«А вот это не надо… не хватало еще, чтобы он кому-нибудь об этом…»
— Ты вот что… ты про эти свои соображения не говори никому.
— Так я же только тебе, — жестом успокоил Михаила отец.
Игра у Михаила не заладилась. На вопрос вернувшейся с чайником матери, чья берет, сын обреченно махнул рукой:
— Совсем что-то я разучился играть, разделал меня папа, как бог черепаху. Все, сдаюсь, — он посмотрел на часы. — Да и пора мне.
— Что ж так быстро-то? — голос матери снова дрогнул.
— Вот управимся с делами, вернусь насовсем. А пока назад ехать надо, сейчас машина придет, — про машину он к месту вспомнил, у матери даже лицо просветлело.
— А ты что, начальник у них, что за тобой машина приходит? — немедленно уточнила Мария Власовна.
— Да какой я начальник. Просто я не один, нас целая группа, вот и собирают по всей Москве.
Стоя на пороге с сумкой, набитой домашней стряпней, Михаил поцеловал мать. Она перекрестила его, стараясь скрыть слезы. Еще раз поцеловав ее, он повернулся к отцу. Тот обнял сына и прошептал на ухо:
— Этот мужик-то все еще там…
Уже в машине Михаила внезапно охватило щемящее чувство жалости к родителям. И времени-то всего ничего прошло, а вот надо же… Выпорхнув волею судьбы из-под их крыла, он как-то сразу возмужал в собственных глазах. Они же ему показались милыми стариками… он впервые назвал их так про себя. Интересно, заметили ли они, как он переменился?